Владимир Соловьев

 

      Стихи без даты

              Часть 1

  
 * * *

Ax, далеко за снежным Гималаем1
Живет мой друг,
А я один, и лишь собачьим лаем2
(Вариант: горячим чаем, холодным)
Свой тешу слух
(Вариант: нежу дух),
Да сквозь века монахов исступленных
Жестокий спор
И житие мошенников священных
Следит мой взор.
Но лишь засну - к Тибетским плоскогорьям,
Душа, лети!
И всем попам, Кириллам и Несторьям,
Скажи: прости!
Увы! Блаженство кратко в сновиденье!
Исчезло вдруг,
И лишь вопрос о предопределенье
Томит мой дух.
 

   L'onda dal mar' divisa

Волна в разлуке с морем
Не ведает покою,
Ключом ли бьет кипучим,
Иль катится рекою,-
Все ропщет и вздыхает,
В цепях и на просторе,
Тоскуя по безбрежном,
Бездонном синем море.
 

   Les revenants

Тайною тропинкою, скорбною и милою,
Вы к душе пробралися, и - спасибо вам!
Сладко мне приблизиться памятью унылою
К смертью занавешенным, тихим берегам.

Нитью непонятною сердце все привязано
К образам незначащим, к плачущим теням.
Что-то в слово просится, что-то недосказано,
Что-то совершается, но - ни здесь, ни там.

Бывшие мгновения поступью беззвучною
Подошли и сняли вдруг покрывало с глаз.
Видят что-то вечное, что-то неразлучное
И года минувшие - как единый час.
 

   Vis ejus integra si versa fuerit in terram

Истинно тот есть любимец богов, кто жизни весною
Миртом главы не венчал, кого только в грезах манила
Нежной рукой золотая царица Китеры. Дарами
Муз и харит небогатый, пусть древнего Кроноса семя
В сердце глубоко таит он и думой угрюмой питает.
Рано иль поздно пробьется наружу сокрытое пламя,
Молнией вспыхнет и землю широким охватит пожаром.
Все, что в груди хоронилось, что образа тщетно искало:
Гордого духа порывы и нежность любви беспредельной,-
Все то в одну непреклонную силу сольется, волшебным
Мощным потоком все думы людские обнимет,
Цепь золотую сомкнет и небо с землей сочетает.
 

   АВТОПАРОДИЯ

Нескладных вирший полк за полком
Нам шлет Владимир Соловьев,
И зашибает тихомолком
Он гонорар набором слов.

Вотще! Не проживешь стихами,
Хоть как свинья будь плодовит!
Торгуй, несчастный, сапогами
И не мечтай, что ты пиит.

Нам все равно - зима иль лето,-
Но ты стыдись седых волос,
Не жди от старости расцвета
И петь не смей, коль безголос!
 

   * * *

Близко, далеко, не здесь и не там,
В царстве мистических грез.
В мире, невидимом смертным очам,
В мире без смеха и слез,

Там я, богиня, впервые тебя
Ночью туманной узнал.
Странным ребенком был я тогда,
Странные сны я видал.

В образе чуждом являлася ты,
Смутно твой голос звучал,
Смутным сознанием детской мечты
Долго тебя я считал.

Ныне опять ты являешься мне
С лаской нежданной любви,
Вижу тебя я уже не во сне,
Ясны мне речи твои.

Мне, оглушенному в мире чужом
Гулом невнятных речей,
Вдруг прозвучало в привете твоем
Слово отчизны моей.

Голос отчизны в волшебных речах,
В свете лазурных очей,
Отблеск отчизны в эфирных лучах,
В золоте чудных кудрей.

Все, чем живет мое сердце и ум,
Все, что трепещет в груди,
Все силы чувства, желаний и дум
Отдал я в руки твои.

Деспот угрюмый, холодное "я",
Гибель почуя, дрожит,
Издалека лишь завидел тебя,
Стихнул, бледнеет, бежит.

Пусть он погибнет, надменный беглец;
В вольной неволе и в смерти живой,
Я и алтарь, я и жертва, и жрец,
С мукой блаженства стою пред тобой.
 

   В ЗЕМЛЮ ОБЕТОВАННУЮ

Посв<ящается> А. П. Caломонy

"Покинь скорей родимые пределы,
И весь твой род, и дом отцов твоих,
И как стрелку его покорны стрелы -
Покорен будь глаголам уст моих.
Иди вперед, о прежнем не тоскуя,
Иди вперед, все прошлое забыв,
И все иди,- доколь не укажу я,
Куда ведет любви моей призыв".

Он с ложа встал и в трепетном смущенье
Не мог решить, то истина иль сон...
Вдруг над главой промчалось дуновенье
Нездешнее - и снова слышит он:

"От родных многоводных Халдейских равнин,
От нагорных лугов Арамейской земли,
От Харрана, где дожил до поздних седин,
И от Ура, где юные годы текли,-

Не на год лишь один,
Не на много годин,
А на вечные годы уйди".

И он собрал дружину кочевую,
И по пути воскреснувших лучей
Пустился в даль туманно-голубую
На мощный зов таинственных речей:

"Веет прямо в лицо теплый ветер морской,
Против ветра иди ты вперед,
А когда небосклон далеко пред тобой
Вод великих всю ширь развернет,-
Ты налево тогда свороти
И вперед поспешай,
По прямому пути,
На пути отдыхай,
И к полудню на солнце гляди,-
В стороне ж будет град или весь,
Мимо ты проходи,
И иди, все иди,
Пока сам не скажу тебе: здесь!
Я навеки с тобой;
Мой завет сохрани:
Чистым сердцем и крепкой душой
Будь мне верен в ненастье и в ясные дни;
Ты ходи предо мной
И назад не гляди,
А что ждет впереди -
То откроется верой одной.
Се, я клялся собой,
Обещал я, любя,
Что воздвигну всемирный мой дом из тебя,
Что прославят тебя все земные края,
Что из рода потомков твоих
Выйдет мир и спасенье народов земных".
 

   В ОКРЕСТНОСТЯХ АБО

Не позабуду я тебя,
Краса полуночного края,
Где, небо бледное любя,
Волна бледнеет голубая;
Где ночь безмерная зимы
Таит магические чары,
Чгоб вдруг поднять средь белой тьмы
Сияний вещих пламень ярый.
Там я скитался, молчалив,
Там Богу правды я молился,
Чтобы насилия прилив
О камни финские разбился.
 

   ВОСКРЕСШЕМУ

Лучей блестящих полк за полком
Нам шлет весенний юный день,
Но укрепляет тихомолком
Твердыню льда ночная тень.

Земля чернеет меж снегами,
Но этот траур веселит,
Когда победными лучами
Весны грядущей он залит.

Души созревшего расцвета
Не сдержит снег седых кудрей,
Лишь эту смесь зимы и лета
Осветит взор твоих очей.
 

   * * *

Восторг души расчетливым обманом
И речью рабскою - живой язык богов,
Святыню муз - шумящим балаганом
Он заменил и обманул глупцов.

Когда же сам, разбит, разочарован,
Тоскуя, вспомнил он святую красоту,
Бессильный ум, к земной пыли прикован,
Напрасно призывал нетленную мечту.

Былой любви пленительные звуки
Вложить в скорбящий стих напрасно он хотел,
Не поднялись коснеющие руки,
И бледный призрак тихо отлетел.
 

   * * *

Все память возвратить готова:
Места и лица, день и час,-
Одно лишь не вернется снова,
Одно, что дорого для нас.

Все внешнее опять пред нами,
Себя лишь нам не воскресить
И с обновленными струнами
Душевный строй не согласить.
 

   * * *

Вы были для меня, прелестное созданье,
Что для скульптора мрамора кусок,
Но сломан мой резец в усиленном старанье,
А глыбы каменной он одолеть не мог!

Любить Вас tout de meme?* Вот странная затея!
Когда же кто любил негодный матерьял?
О светлом Божестве, любовью пламенея,
О светлом Божестве над вами я мечтал.

Теперь утешу Вас! Пигмалионы редки,
Но есть каменотес в примете у меня:
Из мрамора скамью он сделает в беседке
И будет отдыхать от трудового дня.
 

   * * *

Город глупый, город грязный!
Смесь Каткова и кутьи,
Царство сплетни неотвязной,
Скуки, сна, галиматьи.

Нет причин мне и немножко
Полюбить тебя, когда
Даже милая мне ножка
Здесь мелькнула без следа.
 

   ГРОЗА УТРОМ

Разогнали раскаты громовые
Смутных снов налетевшую стаю.
Перед бездной огнисто-лиловою
Разорвалась завеса до краю.

Шумно льются потоки назревшие,
Гром гремит, словно чем-то утешен...
Вижу очи твои потемневшие,
Хоть дождем от тебя занавешен.

Вдруг затихло... Там кто-то прощается,
И просветы лазури открыты...
Но двоится твой взор: улыбается
И темнеет грозой позабытой.
 

   ДРАКОН

Из-за кругов небес незримых
Дракон явил свое чело,-
И мглою бед неотразимых
Грядущий день заволокло.

Ужель не смолкнут ликованья
И миру вечному хвала,
Беспечный смех и восклицанья:
"Жизнь хороша , и нет в ней зла!"

Наследник меченосной рати!
Ты верен знамени креста,
Христов огонь в твоем булате,
И речь грозящая свята.

Полно любовью Божье лоно,
Оно зовет нас всех равно . . .
Но перед пастию дракона
Ты понял: крест и меч - одно.
 

   * * *

Душный город стал несносен.
Взявши саквояж,
Скрылся я под сенью сосен
В сельский пеизаж.

У крестьянина Сысоя
Нанял я избу.
Здесь мечтал, вкусив покоя,
Позабыть борьбу.

Ах, потерянного рая
Не вернет судьба.

Ждет меня беда другая,
Новая борьба.

Поднялись на бой открытый
Целые толпы -
Льва Толстого фавориты1,
Красные клопы.

Но со мною не напрасно
Неба лучший дар -
Ты, очищенный прекрасно,
Галльский скипидар.

Ты римлянкам для иного
Дела мог служить2,
Мне ж союзников Толстого
Помоги сразить.

Я надеялся недаром:
В миг решился бой,
Спасовал пред скипидаром
Весь толстовский строй.

О любимец всемогущий
Знатных римских дам,
Я роман Толстого лучший
За тебя отдам.

От романов сны плохие,
Аромат же твой
Прогоняет силы злые
И дарит покой.

Но покой, увы, не долог.
Вижу, новый враг.
Изо всех щелей и щелок
Повалил прусак.

Ах, и мне воинским жаром
Довелось гореть
И французским скипидаром
Прусаков огреть.

Все погибли смертью жалкой -
Кончилась борьба.
Tepпентином и фиалкой
Пахнет вся изба.
 

   * * *

Если желанья бегут, словно тени,
Если обеты - пустые слова,-
Стоит ли жить в этой тьме заблуждений,
Стоит ли жить, если правда мертва?

Вечность нужна ли для праздных стремлений,
Вечность нужна ль для обманчивых слов?
Что жить достойно, живет без сомнений,
Высшая сила не знает оков.

Высшую силу в себе сознавая,
Что ж толковать о ребяческих снах?
Жизнь только подвиг,- и правда живая
Светит бессмертьем в истлевших гробах.
 

   * * *

Зной без сияния, тучи безводные,
Шум городской суеты...
В сердце тоскующем думы бесплодные,
Трепет бескрылой мечты.

Жду, когда новая туча надвинется,
Думы прольются в слезах
И над разбитою скорбью поднимется
Лик твой, как солнце в лучах.
 

   Из «Vita Nuova»

Посв<ящается> М. С. Соловьеву

1

Все в мыслях у меня мгновенно замирает,
О радость светлая, завижу лишь тебя!
Приблизиться хочу - любовь меня пугает
И говорит: беги! или умри, любя!

С туманом борются темнеющие взгляды...
Что в сердце у меня - ты на лице прочтешь.
И камни самые спасительной ограды
Под трепетной рукой кричат: беги - умрешь!

Ты видела меня, и взор твой молчаливый
Душа убитая в гробу своем звала.
Луч жалости один, луч жалости стыдливой,-

И, вновь воскреснувши, она бы расцвела;
Но, смерть свою любя, с надеждой боязливой
Она вотще твой взор молила и ждала.
 

   ИМАТРА

Шум и тревога в глубоком покое,
Мутные волны средь белых снегов,
Льдины прибрежной пятно голубое,
Неба жемчужного тихий покров.

Жизнь мировая в стремлении смутном
Так же несется бурливой струей,
В шуме немолчном, хотя лишь минутном,
Тот же царит неизменный покой.

Страсти волну с ее пеной кипучей
Тщетным желаньем, дитя, не лови:
Вверх погляди на недвижно-могучий,
С небом сходящийся берег любви.
 

   ИЮНЬСКАЯ НОЧЬ НА САЙМЕ

В эту ночь золотисто-пурпурную,
Видно, нам не остаться вдвоем,
И сквозь розы небес что-то
сдержанно-бурное
Уловил я во взоре твоем.

Вот и полночь прошла незаметная...
Все светлей и светлей над тобой,
Но померкла святыня заветная,
Что царит над моею судьбой.

Не пленяюсь я солнечной силою,
А вглядеться в тебя - холодно!
Но с душою моею унылою
Тайно шепчется слово одно.

Знаю, в утро осеннее, бледное,
Знаю, в зимний закат ледяной
Прозвучит это слово победное,
И его повторишь ты за мной!
 

   КНЯЗЮ Д. Н. ЦЕРТЕЛЕВУ

Увы, мой друг! Крепчайшими цепями
Прикован я к московским берегам.
Жду худшего: сидеть мне в темной яме
И там вздыхать по милым Липягам.

Но если бы и я был на свободе -
Могу ли голым ехать в дальний край?
Сие противно северной природе,
Да и жандарм в земной не верит рай.

А потому, покорствуя судьбине,
Здесь остаюсь покуда недвижим,
Но октября, надеюсь, в половине
Воспользуюсь призывом я твоим.
 

   * * *

Когда в свою сухую ниву
Я семя истины приял,
Оно взошло – и торопливо
Я жатву первую собрал.

Не я растил, не я лелеял,
Не я поил его дождем,
Не я над ним прохладой веял
Иль ярким согревал лучом.

О нет! я терном и волчцами
Посев небесный подавлял,
Земных стремлений плевелами
Его теснил и заглушал.
 

   * * *

Памяти О. Н. Смирновой

Когда, весь черный и немой,
Нисходит час желанных снов,
Ты не зови меня домой,
Безмолвный голос мертвецов!
О, не зови меня туда,
Где свет дневной так одинок.
Вон за звездой зажглась звезда,
Их путь безбрежен и высок:
Туда - в сверкающий поток,
В заветный час последних снов
Влеки меня, безмолвный зов.
 

  КОЛДУН – КАМЕНЬ

Посвящается Л. М. Лопатину

Эти мшистые громады
Сердце тянут как магнит.
Что от смертного вам надо,
Что за тайна здесь лежит?

Молвит древнее сказанье,
Что седые колдуны
Правым роком в наказанье
За ужасные деянья
В камни те превращены.

Снят в немом оцепененье,
Лишь один, однажды в век,
В свой черед из усыпленья
Встанет камень-человек.

Борода торчит седая,
Как у волка, взор горит,
И, дыханье забирая,
Грудь могучая дрожит.

Заклинанье раздается,
Мгла кругом потрясена,
И со стоном в берег бьется
Моря финского волна.

Воет буря, гул и грохот,
Море встало, как стена,
И далече слышен хохот
И проклятья колдуна.

Сила адского дыханья
Всю пучину подняла,
Гибнут грешные созданья,
Гибнут грешные дела.

И, свершив предназначенье,
Вещий камень снова спит,
Но над ним - залог прощенья -
Тихо звездочка горит.

Эти мшистые громады
Сердце тянут как магнит.
Что от смертного вам надо,
Что за тайна здесь лежит?
 

   * * *

Колеблется воля людей, что волна,
Но есть неизменная воля святая!
Превыше времен и пространства - одна
Красою сияет идея живая.
И в бурном волненье один недвижим,
Дух вечный все движет покоем своим.
 

   * * *

Коль обманулся ты в любви,
Скорей опять влюбись,
А лучше - посох свой возьми
И странствовать пустись.

Увидишь горы и моря,-
И новый быт людей
Волною шумною зальет
Огонь любви твоей.

Орла услышишь мощный крик
Высоко в небесах
И позабудешь о своих
Ребяческих скорбях.
 

   КУМИР НЕБУКАДНЕЦАРА

(Посвящается К. П. П<обедоносцеву>)

Он кликнул клич: "Мои народы!
Вы все рабы, я - господин,
И пусть отсель из рода в роды
Над нами будет бог один.

В равнину Дуры* вас зову я.
Бросайте всяк богов своих
И поклоняйтесь, торжествуя,
Сему созданью рук моих".

Толпы несметные кишели;
Был слышен мусикийский гром;
Жрецы послушно гимны пели,
Склонясь пред новым алтарем.

И от Египта до Памира
На зов сошлись князья земли,
И рукотворного Кумира
Владыкой Жизни нарекли.

Он был велик, тяжел и страшен,
С лица как бык, спиной - дракон,
Над грудой жертвенною брашен
Кадильным дымом окружен.

И перед идолом на троне,
Держа в руке священный шар
И в семиярусной короне,
Явился Небукаднецар.

Он говорил: "Мои народы!
Я царь царей, я бог земной.
Везде топтал я стяг свободы,-
Земля умолкла предо мной.

Но видел я, что дерзновенно
Другим молились вы богам,
Забыв, что только царь вселенной
Мог дать богов своим рабам.

Теперь вам бог дается новый!
Его святил мой царский меч,
А для ослушников готовы
Кресты и пламенная печь".

И по равнине диким стоном
Пронесся клич: "Ты бог богов!",
Сливаясь с мусикийским звоном
И с гласом трепетных жрецов.

В сей день безумья и позора
Я крепко к Господу воззвал,
И громче мерзостного хора
Мой голос в небе прозвучал.

И от высот Нахараима
Дохнуло бурною зимой,
Как пламя жертвенника, зрима,
Твердь расступилась надо мной.

И белоснежные метели,
Мешаясь с градом и дождем,
Корою льдистою одели
Равнину Дурскую кругом.

Он пал в падении великом
И опрокинутый лежал,
А от него в смятенье диком
Народ испуганный бежал.

Где жил вчера владыка мира,
Я ныне видел пастухов:
Они творца того кумира
Пасли среди его скотов.
 

   Л. М. ЛОПАТИНУ

Неврон финляндский, страждущий невритом,
Привет свой шлет московскому неврону!
Все бытие земное - что ни ври там -
Все в реку брошено (в реку времен) - не в
Рону!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И, с каждым годом подбавляя ходу,
Река времен несется все быстрей,
И, чуя издали и море, и свободу,
Я говорю спокойно: панта рэй!
Но мне грозит Левон неустрашимый -
Субстанций динамических мешок
Свезти к реке и массою незримой
Вдруг запрудить весь Гераклитов ток.
Левон, Левон! Оставь свою затею
И не шути с водою и огнем...
Субстанций нет! Прогнал их Гегель в шею;
Но и без них мы славно заживем!
 

   * * *

Посв<ящается> Н. Е. Ayэp

Лишь только тень живых, мелькнувши, исчезает,
Тень мертвых уж близка,
И радость горькая им снова отвечает
И сладкая тоска.

Что ж он пророчит мне, настойчивый и властный
Призыв родных теней?
Расцвет ли новых сил, торжественный и ясный,
Конец ли смертных дней?

Но чтоб ни значил он, привет ваш замогильный,
С ним сердце бьется в лад,
Оно за вами, к вам, и по дороге пыльной
Мне не идти назад.
 

   ЛУННАЯ НОЧЬ В ШОТЛАНДИИ

Памяти гр<афа> Ф. Л. Соллогуба

По долине меж гор
Лунный луч пробрался мне в окно.
Выходи, выходи на простор!
Что за сон, не заснуть все равно.

Ярче светлого сна, наяву
Вся долина в сиянье лежит.
Никого, никого я с собой не зову,
Пусть один водопад говорит.

Выше, выше, туда, где стоит
Одинокая ель над скалой,
Где ручей меж камней невидимкой бежит,
Там, где гномы живут под землей.

Шире, шире растет кругозор,
Все ясней и ясней при луне
Очертания серые гор,
Отраженных в Ломондской волне.

Отчего ж этой ночи краса,
Словно призрак безмолвный, грустна?
Свет холодный струят небеса,
И земля, как луна, холодна.

Точно светлый простерт балдахин
Над гробами минувших веков,
Точно в лунную ночь на земле я один
Средь незримой толпы мертвецов.

Проникает до самой души
Лунный холод, что льется вокруг...
Что же это в недвижной тиши
Всколыхнулось и грянуло вдруг?

Голоса из невидимых стран,
Диких звуков неслыханный ряд,
Воет рог, и гремит барабан,
И неистово флейты визжат.

Одинокая ель ожила
И навстречу ветвями шумит,
Ожила и немая скала,
В тайном трепете мшистый гранит.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
 

   * * *

Люблю я дам сорокалетних,
Люблю я старое вино,
Мне зимний сад дороже летних,
И разноцветное окно
Полуразрушенной светлицы
Мне так же много говорит,
Как сердцу трепетной девицы
Большого бала первый вид.
 

   М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ

Не обманул я Вас, а сам обманут.
Кого я жду - за Альпами пропал!
Надежды скоро Вас увидеть - вянут.
И вот опять я письмописцем стал.
Пишу и Вам, пишу и на квартиру.
А то - за упокой хозяин мой
На проскомидии уж подавал просвиру,
Он человек с чувствительной душой.
А между тем себя я сглазил, видно,-
Неделю целую в недуге я морском
Страдал усиленно,- и скучно, и обидно
Стоять весь день над тазом иль горшком.
Упомяну еще и о неврите...
Но мне уж слышится готовый ваш ответ,
Вы не упустите мне возразить: "Не врите!"
Хотя неврит есть факт, вранья тут нет!
Но про болезни слишком уже много!
Помимо них, я полон юных сил.
Дел и проектов столько, что у Бога
Сто сорок лет в аванс бы попросил.
 

   М. С. СОЛОВЬЕВУ

Жди, аспид, змий и свиния,
Меня у пруда ночью звездной,
Хотя в трудах по горло я
И d'inacheve* зияет бездна.

Но не изменится мой рок
И d'inacheve не станет делом,
Какую б я из всех дорог
Ни выбрал сердцем охладелым.

Любовный пыл совсем остыл,
Лишь в дружбе я ищу опоры,
А потому, о Михаил,
С обой увидимся мы скоро.
 

   М. С. СУХОТИНУ

Жертва злого лон-тенниса,
К молодым ты не тянися!
Вот костыль и вот скамейка,
Успокоиться сумей-ка!
Свой пример я предлагаю:
За игрой я восседаю,
Без страстей и без тревог
Вижу пару милых ног.
Их спокойно созерцаю,
И своих я не теряю.
Кто же гонится за многим,
Тот останется безногим.    


МЕТАПСИХОЗА
 

СОЧИНЕНО ВО ВРЕМЯ
ХОЛЕРНЫХ СУДОРОГ

Подсолнечник желтый
Цветет в огороде,
А сердце открыто
Любви и природе.

В холерное время,-
Недавно здоровый,-
Лежу без движенья,
Зелено-лиловый.

Подсолнечник желтый
Поблек в огороде.

В тревоге родные,
Печальна прислуга,
Пришли издалека
Два старые друга:

Один пьет как губка,
Другой - сумасшедший,
Но вспомнили оба
О дружбе прошедшей.

Подсолнечник желтый
Увял в огороде,-
И сердце закрылось
Любви и природе.

И в гроб положили.
Снесли на кладбище!..
Довольны ль вы, черви,
Присвоенной пищей?

Подсолнечник желтый
Погиб в огороде.

Из праха и тлена
Цветок вырастает,
К забытой могиле
Пчела прилетает...

Сидит на балконе
Прелестная дева;
Сияет красою
И справа, и слева.

Подсолнечник желтый
Расцвел в огороде.

На блюдечке меду
Приносят той деве.
И вдруг я очнулся
В прелестнейшем зеве!

Но будь он стократно
Прелестен, а все же
Мое помещенье
С могилою схоже!

И мрачно, и сыро,
И скользко! О горе!..
Но с крошечкой воска
Я выплюнут вскоре!

Подсолнечник желтый
Цветет в огороде.
О счастье, о радость!
Я вновь на свободе.

Вновь сердце открылось
Любви и природе!
Подсолнечник желтый
Цветет в огороде...
 

   * * *

Милый друг, не верю я нисколько
Ни словам твоим, ни чувствам, ни глазам,
И себе не верю, верю только
В высоте сияющим звездам.

Эти звезды мне стезею млечной
Насылают верные мечты,
И растят в пустыне бесконечной
Для меня нездешние цветы.

И меж тех цветов, в том вечном лете,
Серебром лазурным облита,
Как прекрасна ты, и в звездном свете
Как любовь свободна и чиста!
 

   * * *

Мирный сон снится вам,
Мы уже не верим снам:
Всюду лишь бранный клик,
Смерть иль победы миг.
 

   МОЛОДОЙ ТУРКА

В день, десятый могаремма
У папа в саду
Встретил я цветок гарема
И с тех пор все жду,
Жду в саду нетерпеливо
Я мою газель...
Но папа блюдет ревниво
Всех своих мамзель.
Знать, недаром евнух старый
Шилом ковырял
И к мешку тяжелых пару
Камней привязал.
Надо мне остерегаться...
Лучше я уйду.
Этак можно и остаться
В папином пруду!
Да! папа - весьма упорный
Старый ретроград,
И блюдет евнух проворный
Папин вертоград.
 

   МОНРЕПО

Серое небо и серое море
Сквозь золотых и пурпурных листов,
Словно тяжелое старое горе
Смолкло в последнем прощальном уборе
Светлых, прозрачных и радужных снов.
 

   МОЯ ЛАДЬЯ

Плыви, плыви, моя ладья,
Плыви куда-нибудь!
Не знаю я, где цель твоя,-
Ты цель себе добудь.

Коль так далеко занесла
Тебя судьбины мочь -
Вот парус твой и два весла:
Плыви и день и ночь!

Во власть ветров себя отдай,
На волю бурных волн,
Гляди вперед, не унывай,
И к небу стяг, мой челн!
 

   МУДРЫЙ ОСЕНЬЮ
 

ЭЛЕГИЯ

С ПЕРСИДСКОГО

Не говори: зачем цветы увяли?
Зачем так в небе серо и темно?
Зачем глядит, исполненный печали,
Поблекший сад к нам в тусклое окно?

Не говори: зачем в долине грязно?
Зачем так скользко под крутой горой?
Зачем гудит и воет неотвязно
Холодный ветер позднею порой?

Не говори: зачем под лад природы
Твоя подруга злится и ворчит?
Слова бесплодны: мудрый в час невзгоды
Пьет с ромом чай и с важностью молчит.
 

   Н. Я. ГРОТУ

Скоро, скоро, друг мой милый,
Буду выпущен в тираж
И возьму с собой в могилу
Не блистательный багаж.
Много дряни за душою
Я имел на сей земле
И с беспечностью большою
Был нетверд в добре и зле.
Я в себе подобье Божье
Непрерывно оскорблял,-
Лишь с общественною ложью
В блуд корыстный не впадал.
А затем, хотя премного
И беспутно я любил,
Никого зато, ей-Богу,
Не родил и не убил.
Вот и все мои заслуги,
Все заслуги до одной.
А теперь прощайте, други!
Со святыми упокой!
 

   Н. Я. ГРОТУ И Л. М. ЛОПАТИНУ

Редакторы и друзья!
Вас ругать намерен я.
Сказал мне Радлов, вам знакомый,
Что, духом новшества влекомый,
Ты, Грот, решил Сатурна бег
Ускорить,- дерзкий человек!
Но не удастся и вдвоем
Ноябрь вам сделать октябрем.
______

Я клянуся сей бумагой
И чернильницею сей:
Вам редакторской отвагой
Не смутить души моей.
Вдохновляемый Минервой,
Отошлю статью вам я
Лишь тогда, как ляжет первый
Снег на финские поля.
Съезжу санною дорогой
По озерам, но рекам,
И тогда на суд ваш строгий,
Лишь тогда статью отдам.
______

"На берегу пустынных" вод
Мне муза финская явилась:
Я только вежлив был - и вот
Злодейка тройней разродилась.
Иных покуда нет грехов,
Ничто страстей не возбуждает,
И тихий рой невинных снов
Прозрачный сумрак навевает.
Живу, с заботой незнаком,
Без утомленья и усилья,
Питаюсь только молоком,
Как Педро Гомец, "Лев Кастильи".