Василий Фёдоров

      Стихи 1962 - 1965

На плитах
Каменных гробов
В музейной запыленности
Я видел головы рабов,
Склоненные в покорности.

И, значит,
В древности седой
Была такая сила,
Что неизбывною бедой
Те головы склонила.

Вчера увидел я плакат.
На нем,
Порвав с покорностью,
Рабочие вперед глядят
С повышенною гордостью.

В них - битвы дня отражены,
В них - с дерзкой обнаженностью
Все мускулы
Напряжены
Железной
Напряженностью.

И, значит,
Рядом с добротой
У мира скорбной ношей
Есть сила зла,
И силе той
Сегодня вызов брошен.

В осанке - власть,
В осанке - страсть,
Но увлеченным новью
Осанка гордая далась,
Увы, не малой кровью.

Веков
Охрипшая труба
Звала на подвиг ратный,
Чтоб вскинуть голову раба
До гордости плакатной.

Но гордость -
Это не покой,
Когда идет сраженье.
У нас от гордости такой
Побаливает шея.

Когда-нибудь -
За то борюсь!-
Придет конец угрозе,
И гордости излишний груз
Мы, как ненужный,
Сбросим.

Тогда
Кого нам отражать?
Тогда начнем мы сами
Спокойно головы держать,
Как держим их
С друзьями.

1962

Березник...
Заприметив кровлю,
Антенн еловые шесты,
Как перед первою любовью,
Вдруг оробел за полверсты.
Свет Марьевка!
Но где же радость?
Где теплота?
Где встречи сладость?
Томительная виноватость
В груди отравой разлилась.
Виновен?
В чем?
Припоминаю
Всю трудно прожитую жизнь.
Ромашки белые сминаю,
Топчусь на месте,
Хоть вернись.
Напомнили мне стебли-травы,
Напомнил голубынь-цветок,
Что я хотел ей
Громкой славы.
Хотел.
И сделал все, что смог.
Другой деревни нет известней
Ни по соседству, ни вдали.
Она заучена, как песня,
Поэтами моей земли.
Слова кресалами кресаля,
Высокий я возжег костер.
Что ж горько так?
Не от письма ли
С унылой жалобой сестер,
Что жизнь в деревне
Стала плоше,
Что хлеб попрел,
Раздельно скошен,
Что в роковом ряду имен
Их председатель
Вновь сменен...
А помню
Светлым и крылатым,
Когда и рук не натрудил,
Мальчишкою в году тридцатом
Я агитатором ходил.
Но главное не в окрыленье,
Не в силе слова моего.
Со мною был товарищ Ленин,
И люди слушали его.
К забытым радостям причастен,
Я шел и мучился виной,
Что нет в моей деревне счастья,
В тот год
Обещанного мной.
Я тихо шел.
На повороте
Из придорожного леска -
Авдотья, что ль?..
Ну да, Авдотья
Гнала брыкастого телка.
В одной руке пушился веник,
Другой придерживала свой
В углах подоткнутый передник
Со свежей ягодой лесной.
Теперь усталой и болящей,
Когда-то, дальней из родни,
Высокой,
Статной,
Работящей,
Записывал я трудодни.
- Вась, ты ли?-
С нежностью великой
Пахнуло в милой стороне
И веником,
И земляникой,
Душевно поднесенной мне.
- Поди забыл... Испробуй нашу...-
Ладонь, шершавая с боков,
Была как склеенная чаша
Из темных
Мелких черепков.
Румянясь,
Ягода лежала,
Тепличной ягоды крупней,
Светилась,
Нежилась,
Дрожала,
Как будто вызрела на ней.
Душистая, меня лечила,
С души моей снимала страх,
Но все-таки она горчила
Рассказом о простых делах,
Что жизнь в деревне
Стала плоше,
Что хлеб попрел,
Раздельно скошен,
Что в роковом ряду имен
Их председатель
Вновь сменен...
И продолжала без утайки,
Судила без обиняков,
Как вседержавная хозяйка,
Сельхозначальство и райком.
Кольнула областное око,
Бросала и повыше взгляд -
На тех, кто учит издалека
Доить коров,
Поить телят.
На миг
Замолодели очи,
Расцвел и выцвел
Синий мак.
Про совещанья,
Между прочим,
Авдотья мне сказала так:
- Зовут все первых да первущих,
А им и так не плохо жить.
Собрать бы нас вот, отстающих,
Да с нами и поговорить.
Э-э, я претензию имею.
Передний, крайний - все родня...
Наш фельдшер, ежли я болею,
Так он и слушает меня...
И что болтаю!-
Хитро глянув,
Прутье перебрала в руке.-
У нас, у старых, как у пьяных,
Не держится на языке...
А где телок?
Убег?
Гляди-ка!-
Простилась попросту, кивком,
И, пахнущая земляникой,
Поторопилась за телком.
А я-то думал,
Как зазнайка,
Что в чем-то виноватым был...
Она судила как хозяйка
Своей земли,
Своей судьбы.
И все ж, не позабыв урока,
Я шел, виновный до конца,
Не в роли
Юного пророка,
А в долге
Зрелого бойца.

1962

Вам, девушки,
К семье идущим,
Желал бы я
Из благ земных -
Детей, не слишком озорных,
Мужей, не очень много пьющих.

1962

Весь город утопал в закате
Необычайной густоты.
Застежками на синем платье
Темнели невские мосты.
Без позолоченных уборов,
Забыв о боге вспомянуть,
Клонились головы соборов,
Чтоб на красавицу взглянуть.
Великий Петр,
Перед рекою
Вздымая дикого коня,
Грозил им медною рукою,
Осатанев: "Она - моя!"

Лишь я,
Уставший от исканий
И от мелодий, чуждых мне,
Без этих царских притязаний
Свой взгляд покоил на волне.
Катились волны еле-еле,
Но плеск их был притворно тих...
Вот так прошли,
Отшелестели
Все лучших девять лет моих.

И снова к ней душа стремится,
Как будто я в горячке дней
Забыл как следует проститься
С ушедшей юностью моей.
Не нарушая горькой думы,
Еще дремотней, чем волна,
В привычные для слуха шумы
Вплелась мелодия одна.

Родившись где-то за стеною,
Она, чуть слышимая мне,
Пришла как будто не за мною,
Бродила долго в стороне.
Сидел
И слушал и не слушал,
Но, как бывает только в снах,
Она вдруг захватила душу
И сердце понесла в руках.
Другие звуки налетели -
Как пленник шел я в их кругу,
И вот почудились метели,
Костры на голубом снегу.
И те костры, со мной блуждая,
Вели куда-то вдоль Невы...
Подъезд...
И здесь,
Чуть-чуть зевая,
Лежат египетские львы.

Я подошел,
Стою на месте,
И львы ленивые лежат.
Что - честь ее или бесчестье
Они, слепые, сторожат?
А было,
Я не сомневался,
Не отравлял мне душу яд,
Когда вот так же поднимался
К любимой
Девять лет назад.

1962

Весь отдаваясь помыслу,
Надежде на тебя,
По радуге,
Как по мосту,
Поднялся к солнцу я.

За красоту,
За радости,
За то, что счастье знал,
В порыве благодарности
Я солнце целовал.

1962

(поэма)

Права любви
Да будут святы.
Настроенный на этот лад
Все девять лет,
Я на десятый
Решил поехать в Ленинград.

Я поклонился Ленинграду
И предъявил законный иск
За девушку, что в дни блокады
Он отсылал в Новосибирск.
Скажу, в детали не вдаваясь,
Вам, ленинградцы, не в упрек,
Что я, и бедствуя и маясь,
Ее, красивую, сберег...

Шли дни.
Закончив подвиг ратный,
Еще горячий от огня,
Ваш город взял ее обратно,
Точнее - отнял у меня.
Мы можем боль нести годами
И все стерпеть,
Но иногда
Мы ссоримся и с городами,
Когда обидят города.

И вот
Над невскою волною,
Неподражаемо велик,
В час утренний
Передо мною
Предстал любви моей должник.
Еще тогда,
В перронной давке,
Он, хитрый, на моем пути
Поставил будочку Горсправки:
Мол, так легко ее найти.

И, отсылая к доброй даме,
Он знал, что та меня убьет
Обыкновенными словами:
"У нас такая не живет".
Мне объясняют осторожно...
Нет, нет! Не надо объяснять,
Что девушкам совсем не сложно
Свои фамилии менять.

Зашел я в первый переулок
И, глядя на дома, стою...
В какой из каменных шкатулок
Ты скрыл жемчужину свою?
Скажи, куда заставил деться,
Ответь мне, за какой стеной
Стучит загадочное сердце,
Так и не понятое мной?..

И слышу:
Из соседней улицы,
Где люди толпами снуют,
Рояль и скрипки, как союзницы,
Мне тихий голос подают.
Хотят судьбу мою улучшить,
Совет спасительный мне дать:
Ходить под окнами и слушать -
Она не может не играть.

1962

Не в памяти -
В сердце осталось,
А в нем
Только с ним и умрет,
Как в юности ранней мечталось
О милой - какая придет?

Мечтал я
На раннем покосе:
По травам,
По синим цветам
Придет, мое сердце попросит,
И я свое сердце отдам.

Косили мы луг,
Откосили,
Копешки сметали в стога.
Никто не пришел на луга -
И сердце мое
Не спросили.

1962

Не верили,
Отмахивались:
Миф!
Но по дворцам,
По стенам, взятым с бою,
Давно доказано,
Что был правдив
Старик Гомер,
Воспевший гибель Трои.

Над нею, павшей,
Вечность протекла,
Землей укрыла
Рухнувшие стены.
Виновных нет.
И все-таки была
Всему виной
Прекрасная Елена.

Неоспоримы
Слезы,
Муки,
Беды,
Неоспорим
И бога Зевса пыл,
Когда торжественно
В купальню Леды
Он, женолюбец,
Лебедем приплыл.

И родилась Елена всеблагая.
Затмившая
Эгейскую зарю,
Доставшаяся в жены Менелаю,
Суровому спартанскому царю.

Где красота,
Там правота каприза,
А где любовь,
Там бой идет не зря.
Неоспорима
Молодость Париса,
Отнявшего Елену у царя.

Неоспоримо
Менелая сердце,
Стучавшее тараном у ворот.
Неоспоримо
Мужество ахейцев,
Поклявшихся
Не постригать бород.

А годы мимо...
Годы мимо,
Мимо...
В крушении
Приамовых дворцов
Неоспоримо все,
Но оспорима
Житейская
Забывчивость бойцов.

Пал Менелай
В печали и тоске.
Изъела корабли
Морская пена.
Состарилась
Прекрасная Елена.
Скорбела Пенелопа
Вдалеке.

За девять лет,
Приученные драться,
Копьем и дротиком
Вести бои,
Уже ахейцы
Стали оступаться
О клятвенные бороды свои.

В крови,
В скорбях,
В осадной суете
Они,
Вослед приплывшие под Трою
За юною,
За дивной красотою,
Успели позабыть о красоте.

И мы в бою,
И мы твердыни рушим!
Но, увлекаясь
Праведной борьбой,
Лишь одного хочу,
Чтоб наши души
Не отросли
Ахейской бородой.

1963

Упадет голова -
Не на плаху,-
На стол упадет,
И уже зашумят,
Загалдят,
Завздыхают:
Дескать, этот устал,
Он уже не дойдет...
Между тем
Голова отдыхает.

В темноте головы моей
Тихая всходит луна,
Всходит, светит она,
Как волшебное око.
Вот и ночь сметена,
Вот и жизнь мне видна,
А по ней
Голубая дорога.

И по той, голубой,
Как бывало, спешит налегке,
Пыль метя подолом,
Пригибая березки,
Моя мама...
О, мама!-
В мужском пиджаке,
Что когда-то старшой
Посылал ей из Томска.

Через тысячи верст,
Через реки, откосы и рвы
Моя мама идет,
Из могилы восставши,
До Москвы,
До косматой моей головы,
Под веселый шумок
На ладони упавшей.

Моя мама идет
Приласкать,
Поругать,
Ободрить,
Прошуметь надо мной
Вековыми лесами.
Только мама
Не может уже говорить,
Мама что-то кричит мне
Большими глазами.

Что ты, мама?!
Зачем ты надела
Тот старый пиджак?
Ах, не то говорю!
Раз из тьмы непроглядной
Вышла ты,
Значит, делаю что-то не так,
Значит, что-то
Со мною неладно.

Счастья нет.
Да и что оно!
Мне бы хватило его,
Порасчетливей будь я
Да будь терпеливей.
Горько мне оттого,
Что еще никого
На земле я
Не сделал счастливей.

Никого!
Ни тебя
За большую твою доброту,
И не тех, что любил я
Любовью земною,
И не тех, что несли мне
Свою красоту,
И не ту, что мне стала женою.

Никого!
А ведь сердце
Веселое миру я нес
И душой не кривил
И ходил только прямо.
Ну, а если я мир
Не избавил от слез,
Не избавил родных,
То зачем же я,
Мама?..

А стихи!..
Что стихи?!
Нынче многие пишут стихи,
Пишут слишком легко,
Пишут слишком уж складно.
Слышишь, мама,
В Сибири поют петухи,
А тебе далеко
Возвращаться обратно.

Упадет голова -
Не на плаху,-
На тихую грусть.
И пока отшумят,
Отгалдят,
Отвздыхают -
Нагрущусь,
Настыжусь,
Во весь рост поднимусь,
Отряхнусь
И опять зашагаю!

1963

На разлуке,
На муке стою...
Вот и все.
Вот и время проститься.
И целую я руку твою,
Как крыло
Улетающей птицы...

1963

По главной сути
Жизнь проста:
Ее уста...
Его уста...

Она проста
По доброй сути,
Пусть только грудь
Прильнет ко груди.

Весь смысл ее
И мудр и прост,
Как стебелька
Весенний рост.

А кровь солдат?
А боль солдатки?
А стронций
В куще облаков?

То всё ошибки,
Всё накладки
И заблуждения
Веков.

А жизни суть,
Она проста:
Ее уста,
Его уста...

1963

Что такое костер?
Я отвечу вам
Просто и прямо:
Без огня -
Это куча
Отжившего хлама.
Это тлен тальника,
Что подмыло весною.
Это стебель цветка,
Отпылавшего в зное.
Это дуба листы,
Что висят до мороза.
И виток бересты
Отшумевшей березы.
И пенечек с трухой,
Что неспешно затлеет.
И подсолнух сухой
С перекрученной шеей.
То, что взгляду далось,
Было в сумерки взято.
На костре собралось
Все, что жило когда-то...
Что такое костер?
Это добрый
Высокий огонь.
Протяни к нему руки,
Обнявши ладонью ладонь,
И присядь
И побудь,
Чтобы вдоволь погреться.
Грейся, но не забудь
Ты к огню приглядеться.
Если б не было тьмы,
Ты увидел бы проще:
Дым похож на дымы
Зеленеющей рощи.
Легкий дым уже густ,
И над ним, как бывало,
Вспыхнет розовый куст
Тальника-краснотала.
А потом из дымка,
Что опять озарится,
Алый выплеск цветка
Над костром повторится.
Закурчавится дым,
Закружится, завьется...
Вдруг подсолнух над ним
Зацветет, засмеется.
Постоит,
Подождет
Солнце, спящее где-то,
И опять упадет,
Не дождавшись рассвета.
Что такое костер,
Осветивший ночные кусты?
Это час воскресенья
Былой красоты.

1964

Как хорошо,
Что за крутыми
За гребнями
Далеких гор
Меня, забытого другими,
Ты вспоминаешь
До сих пор!

О, вспоминай!
В строках послушных
О нежных чувствах
Святословь.

Люби меня!
Средь равнодушных
Мне так нужна
Твоя любовь!

Бывало часто,
С жизнью споря,
Слабел я, горе затаив,
Мне чудились
В минуты горя
Цыганские глаза твои.

И было в них
Так много света,
Огня, как в золотом вине.
Как хорошо,
Что где-то, где-то
Ты вспоминаешь
Обо мне!

1964

Как цветы на заре,
Так и люди в любви хорошеют.
Неразгаданный взгляд
Мое вольное сердце потряс.
Руки пьяно, как хмель,
Оплели мою гордую шею,
И глаза почему-то
Нельзя оторвать мне От глаз.

Все гляжу и гляжу -
И никак не могу наглядеться.
Так в причудливом мире
Робеет душа новичка.
Вижу робость и зов,
Вижу юность и детство,
Опрокинутый мир,
Отраженный
В огромных зрачках.

Все гляжу и гляжу,
Оторваться не в силах
От веселых-веселых,
Бесовских во плясе кудрей,
От бесстыдно зовущих,
От страстно и сладостно милых:
Милых губ, Милых глаз
И летящих бровей.

Ну люби!
Ну люби!
От любви
Никуда нам не деться.
Ну люби же, люби!..
Я давно этой радости ждал.
Мы одни. Никого.
Убежало стыдливое детство.
Страх метался в заре
И за краем земли пропадал.

1964

На трамвайной дороге плакат:
"Осторожнее - листопад!"
Опадают
И скверы и рощи,
Мокнут листья
В дождливой тоске.
Что трамваю!
Душе моей проще
Поскользнуться
На желтом листке.

Под стальные
Трамвайные оси,
На холодную гладь колеи,
Точно так же вот
Каждую осень
Опадали надежды мои.

А по веснам,
Похожим на юность,
Когда солнце
Ласкало и жгло,
Сколько старых надежд
Не вернулось,
Сколько новых надежд
Не пришло!

И, тревоги уже
Не скрывая,
Повторяю немножко не в лад
Те слова,
Что прочел из трамвая:
"Осторожно, душа,- листопад!"

1964

Я скажу: "Милая..."
Я скажу: "Милая!.."
Я скажу: "Милая!!"

Раз скажу "милая" -
Губы раскроются,
Два скажу "милая" -
Сердце раскроется,
Три скажу "милая" -
Душа распахнется.

Милая - сильное слово,
Милая - очень сильное слово,
Но слово "люблю" - сильней.

Шепну ей: "Люблю..." -
Сердце заколотится.
Скажу ей: "Люблю!.." -
Голова закружится.
Спою ей: "Люблю!!" -
Слезы выступят.

"Земля" - доброе слово,
Но оно для любви.
"Весна" - теплое слово,
Но оно для любви.
"Звезда" - дивное слово...
И оно для любви.

Все для любви:
И земля,
И весна,
И звезды.

Весь год
Трудилась вселенная,
Весь год хороводила,
Чтобы пришло
Великое противостояние
Наших сердец.

1965

О женщина,
Краса земная,
Родня по линии прямой
Той, первой,
Изгнанной из рая,
Ты носишь рай
В себе самой.

Я говорю
Библейским стилем
И возглашаю горячо:
Не Петр-ключарь,
А я, Василий,
Заветным
Наделен ключом.

Мы любим
По земным законам,
И соблазняешь ты меня
Не яблочком одним,
Зеленым,
А сразу спелыми
Двумя.

О женщина,
Душа томится,
И жажда мучит
Все сильней.
Пить!..
Пить!..
Мне пить
И не напиться
Бедовой радости твоей.

1965

Как второе пришествие,
Как сто крыльев на взлете,
О веселое сумасшествие
Торжествующей плоти!..

Нежность
До первозданного
Побледнения лика,
До глухого, гортанного
Лебединого клика.

И восторг
До отчаянья,
До высокого очень,
До немого молчания,
До безмолвия ночи.

Лебедь
Крылья разбросила,
Замедляя движенье...
Как на заводи озера,
Ты - мое отраженье.

1965

Как наяву точь-в-точь,
Шальное сердце билось.
Подряд из ночи в ночь
Ты, грешная, мне снилась.

Шептала: "Помолчи!..
Не предавай огласке..."
И были горячи
Неистовые ласки.

Но взял я не свое.
Под ласками моими
Чужое, не мое
Ты повторяла имя.

Я скованный лежал,
Стыдясь тебя коснуться,
Как будто крепко спал
И не хотел проснуться.

1965

Измаянная тишиной,
Мысль за тобою гонится.
За радость ночи
Той,
Одной,
Плачу
Сплошной бессонницей.

За страсть,
Сжигавшую дотла,
Я б согласился с карою,
Что узаконена была
Царицею Тамарою.

Счастливец
Много ли терял,
Когда от стона светлого
С ее груди
Летел в Дарьял,
Уже ко стону
Смертному.

И знал он,
Брошенный на дно,
Что после расставания
Его убили б все равно
Потом
Воспоминания.

Не длил бы я
Постылых дней,
Когда бы не иллюзия,
Что ты нежней,
Что ты умней,
Добрей царицы Грузии.

1965

Любовь мне -
Как блистание
Звезды над миром зла.
Любовь мне -
Как признание
На добрые дела.

Чтоб мир
Отмылся дочиста,
Душа тревогу бьет.
Любовь мне -
Как пророчество,
Зовущее вперед.

Любовь -
Как жажда истины,
Как право есть и пить.
Я, может быть,
Единственный,
Умеющий любить.

1965

Влюбленных шумно
Легок воз,
Зато любовь влюбленных тихо -
Как горе горькое без слез,
Как боль, болящая без крика.

Таюсь.
Молчу.
Боюсь наскучить.
Иным признанье - трын-трава.
Меня же долго будут мучить
В груди застрявшие слова.

Иной споет
И отпоется,
А у меня гудит душа,
И сердце тяжелее бьется,
Готовое для мятежа.

1965

Лицо тоскою выбелю,
Приду к тебе
Тебя
Любить, как перед гибелью
До слез,
До забытья,
До бреда,
До сожжения
В судьбе, а не в игре,
До чуда воскрешения.

1965

Любил,
Как сон,
Прелестную,
С мечтой
И грустью в облике,
Любил полунебесную,
Стоящую на облаке.

Не видел,
Как менялася
С бедою неутешною,
Не видел,
Как спускалася
С небес
На землю грешную.

Не тихою,
Не слабою,
Но рано песню спевшую,
Увидел просто бабою,
Уже отяжелевшую.

Такая
И встречается,
Такая мне и любится.
Мой вкус
Перемещается
От Рафаэля
К Рубенсу.

1965

Любит совесть?
Нам не в новость
Доброта людей таких.
Негодяи любят совесть,
Когда совесть - у других.

1965

Любовь к тебе,
Стыдясь, не спрячу.
Что ж, если сможешь - отбери!
Своей поэзии незрячей
Я брал тебя в поводыри.

Но незаслуженной обиде
Теперь надолго в сердце тлеть.
Я так хотел тебя увидеть,
Что смог и без тебя прозреть.

Но долог путь,
Тоска сильнее,-
Кто знает, может, до седин...
Мне будет без тебя труднее,
Пойми!..
Ведь я пойду один.

Иду с надеждою на встречу...
В мое лицо,
В глаза,
Как в цель,
Стреляя белою картечью,
Метет,
Метет,
Метет метель...

А вдруг придешь
И встанешь близко,
Уже спокойна и тиха,
Как равнодушная приписка
К моим взволнованным стихам.

1965

Милый друг,
Хочу сказать,
Чтобы знал ты наперед:
Радость надо нам искать,
А печаль сама найдет.

1965

Мне житейская мудрость
Известна давно:
Грусть и боль -
Это сестры незнанья.
Когда сердце
Всему вопреки влюблено,
А в ответ
И надежды любви не дано,
Вместо радости -
Только страданье.

Голос разума
Сердцу умолкнуть велел.
Не сержусь,
Что с тобою разняли.
Благодарен за то,
Что ты есть на земле,
Знал я то,
Что другие не знали.

Сердце было
Случайной улыбкой пьяно.
Счастье жду
Терпеливо опять я.
Когда ты на земле,
То возможно оно.
Ясным утром
Не веришь, что было темно,
Что у ночи
Мы были в объятьях.

Разум сердцу внушал:
Эту ночь не пройти,
Она землю
Кругом охватила.
Благодарен за то,
Что на трудном пути
Ты недолго,
Но ярко светила.

1965

Одинок я,
Где моя родня?
Все близки,
И все в далекой дали.
Женщины не верили в меня
И моих детей
Не сберегали.

Что ж, скажу,
Печаль невелика,
Просто были мы
Душевно разны.
Те, что рассуждали свысока,
Думали, как все:
Гуляка праздный!

Лишь одну
Ославить не хочу -
Ту, что видела
Всегда крылатым,
Но и та ждала, что улечу
В некий час
Маршрутом невозвратным.

Что ж, скажу,
Не мне - другим урок,
Чтобы прочитавший эти строки
Не был в жизни
Так же одинок:
Будто близкий всем
И всем далекий.

1965

Она не может не играть,
Задумавшись, она не может
Наш снежный край не вспоминать
И трудный срок,
Что с нами прожит.
И я ведь тоже берегу
И в памяти несу сквозь годы
Костры на голубом снегу,
Где в холод
Строились заводы.

Она могла не полюбить
Немую строгость наших елей,
Но те костры,
Но плач метелей
Она не может позабыть.

Льет дождь,
Он хлещет по лицу,
Плащ мокрый
Липнет к мокрым брюкам.
Две ночи
От дворца к дворцу
Шагаю Невским,
Чуткий к звукам.
Рояль заслышу и бегу,
А где-то
Новый завлекает...
По звукам рассказать могу,
Кто,
Где,
Когда
И как играет.

Вот эта:
До чего ж юна!..
Рыбешкой в чешуе нарядной
Все хочет вглубь,
А глубина
Выносит, легкую, обратно.
Отчаясь в глуби заглянуть,
Она без муки повторенья
Спешит на солнышке блеснуть
Своим красивым опереньем.

Опять я начудил,
Разлил себя,
Как пиво пенясь.
Кто старость
В детстве ощутил,
Тот и до старости
Младенец.
Не торжествуй
И не стыди,
Иначе стану
Безрассудней.
Пусть виноват,
Но не суди,
И без тебя
Так много судей.
И без тебя,
В конце концов,
Найдется тот,
Кто глянет строго.
Мне ль в мудрецы,
Ведь мудрецов
На всей земле
Не так уж много.
Мне жить,
Как пало на роду:
Расплескиваясь
И волнуясь,
С годами
В детство не впаду,
А если и впаду,
То в юность!

1965

От любимой
Надо уезжать,
Надо убегать
От нелюбимой
Для любимой
Будешь дорожать,
К нелюбимой сбросишь
Долг свой мнимый.

Нелюбимую
Надежд лишай,
Убивай все поводы
К возвратам.
Благодарством
Жить ей не мешай,
Убежав,
Останься виноватым.

Хладным сердцем
Не расплавить лед.
Все равно
Испрошенная ласка
По весне от сердца отпадет,
Как сырая
Зимняя замазка.

1965