Мирра Лохвицкая

 Стихи 1894 – 1895

             Часть 1

(Под звуки фонтана)

Тускнеет солнца яркий щит,
Не шелохнется воздух сонный…
Один фонтан поет, журчит –
И бьет струей неугомонной.

Ни день, ни ночь… Вдали едва
Погас последний луч светила,
И мглы густая синева
Лазурь прозрачную затмила…

Везде без шума и следа
Ложатся трепетные тени…
Белеют в зеркале пруда
Террасы мраморной ступени…

Деревья в сумраке молчат…
Лишь ветерок пахнет украдкой,
И лишь медвяный аромат
Сменит акаций запах сладкий…

«Зачем любить, зачем страдать?» –
Журчит фонтан» – и плещет снова…
Но сердце дрогнуло опять
Исканьем жребия иного.

О, если счастие – мечта,
К чему же природы совершенства,
Земли и неба красота, –
Весь рай земной… где нет блаженства?

1894 

Однообразны и пусты –
Года томительные шли,
Напрасно тайные мечты
В туманной реяли дали.
Не много счастья, – больше зла
И мук мне молодость дала:
И жизни гнет, и смерти страх,
И наслажденье лишь в мечтах... 

Чудес ждала я. – Как в чаду,
Я мнила в гордости слепой,
Что жизни путь я не пройду
Бесследно, общею тропой.
Что я не то, что все, – что Рок
Мне участь высшую предрек
Великих подвигов и дел,
И что бессмертье – мой удел. 

Но доказала мне судьба,
Что жизнь не сказка и не сон,
Что я – страстей своих раба,
Что плотью дух порабощен…
Что грешный мир погряз во зле,
Что нет бессмертья на земле,
И красоты и славы свет –
Все тлен, все суета сует! 

Потом заботою иной
Сменились дни моих тревог, –
Души я жаждала родной,
И душу ту послал мне Бог.
И вот, любовь узнала я
И смысл, и радость бытия,
И чувство матери – из всех
Высоких высшее утех. 

Была ль я счастлива? – О, да!
Но вечный страх за жизнь детей,
За прочность счастия – всегда
Отравой жизни был моей…
А час настал, и пробил он, –
И смерть подкралася как сон,
Коснулась бренного чела
И жизни нить оборвала… 

Как будто, вдруг, на странный бал
Попала я, казалось мне...
Так мрачно там оркестр играл,
Кружились пары, как во сне…
Жар… холод… лабиринт дверей…
– «Домой!» – молила я, – «скорей!»
Мы сели в сани: я и он,
Знакомый с давних мне времен… 

Мы едем; вижу я, вдали
Мелькнул и скрылся мирный дом,
Где тихо дни мои текли
В заботах жалких о земном.
– «О, пусть ничтожна жизнь моя,
Я жить хочу! – взмолилась я, –
Мой спутник, сжалься надо мной,
Еще велик мой путь земной!» 

Но он молчит! – И снова я:
– «Мой друг, прошу я за того,
С кем связана судьба моя. –
Я не могу забыть его…
Назад!… остановись, молю!
Мне жизни жаль, я жизнь люблю!…»
– «Молчи! – промолвил он в ответ. –
К прошедшему возврата нет!» 

Мы мчимся... Снежной мглой крутя,
Несется вьюга впереди...
Мне вспомнилось мое дитя,
И сердце сжалося в груди,
– «Назад! – я вскрикнула. – домой!..
Остался там ребенок мой! –
Он будет плакать, звать, кричать…
Пойми, я жить должна… я мать!» – 

Молю напрасно, – он в ответ
Качает странно головой.
– «Что значит горе детских лет?
Утешится ребенок твой». –
«Еще…» – я молвила, стеня, –
«Еще осталось у меня…
Ты знаешь, что!» – Но он в ответ
Твердит одно: – «Возврата нет!» 

– «Возврата нет, – пойми, забудь
Земную скорбь с земной тоской»…
Я поняла, – и тотчас в грудь
Влился божественный покой…
Отчизна есть у нас одна, –
Я поняла, что там она,
Что прав чудесный спутник мой:
Гостила я, – пора домой! 

И вот… какая красота!..
Какой могучий, яркий свет!..
Родные вижу я места,
Знакомый слышу я привет!
Я узнаю… о, сколько их, –
Бесплотных, чистых, но живых,
Всех близких мне – забытых мной
В чужом краю, во тьме земной!..

22 января 1894 

С слияньем дня и мглы ночной
Бывают странные мгновенья,
Когда слетают в мир земной
Из мира тайного виденья…

Скользят в тумане темноты
Обрывки мыслей… клочья света…
И бледных образов черты,
Забытых меж нигде и где-то…

И сердце жалостью полно,
Как будто ждет его утрата
Того, что было так давно…
Что было отжито когда-то…

17 февраля 1894 

                         Из Песни Песней Соломона 8, 6

I

Купаясь в золоте лучей
В лазури теплой небосклона
Летят двенадцать голубей
На юг далекий от Сиона.

Гостей пернатых с давних пор
Ждала царица, изнывая, –
И в злато-пурпурный шатер
Их резвая впорхнула стая…

Навстречу им идет она,
Сойдя с блистающего трона,
Как пальма Енгади – стройна,
Свежа, как роза Ерихона…

На лике дивном горячо
Разлился вмиг румянец нежный,
И свеял голубь белоснежный
На обнаженное плечо.

Из клюва алого посланье
Поспешно, трепетной рукой
Она взяла… Невольниц рой
Умолк и замер в ожиданье…

Лишь над венчанною главой
Чуть шелестело опахало…
Царица, взор потупя свой,
Посланью царскому внимала.

И слово каждое его,
Казалось, отклик находило
В груди, где прежде место было
Для самовластья одного:

«Лобзаю легкие следы
Прекрасных ног моей царицы!
Ее глаза, как две звезды,
Горят сквозь темные ресницы…
Что говорю я?… две звезды?!
То молний яркие зарницы!
И сердце, ими сожжено,
Любви безумием полно!

О, кто сравниться может с ней,
С возлюбленной! Ее ланиты,
Как лилии, цветы полей,
Зарей вечернею облиты…
Что говорю я?! – Цвет лилей?!
Алее роз ее ланиты!
И сердце, ими прельщено,
Любви безумием полно!

Как упоительно-нежны
Ее одежд благоуханья!
Пленяет взор, как свет луны,
Красы чудесной обаянье…
Что говорю я?! – свет луны?!
То солнца южного сиянье!
И сердце, им ослеплено,
Любви безумием полно!» 

Окончил раб… Но далеко
Царицу унесли мечтанья,
Туда, в страну обетованья,
«Где льется мед и молоко»..
Где бьет ключом сикер душистый
И брызжет сок янтарных вин,
Где теревинф возрос ветвистый
И сень платанов, и маслин…

Где блеском сказочным палаты
Затмили роскошь южных стран,
Где мирра, ладан и шафран
Струят с курильниц ароматы…
Семь ступеней… и пышный трон…
И, славой вечной осиянный,
Он – цвет долин благоуханный,
«Нарцисс Саронский» – Соломон!
О, миг, ей памятный доныне,
Под взглядом властным и живым,
Когда, подобная богине,
Она предстала перед ним, –
Перед победой иль позором,
Тая борьбы невольный страх,
С опущенным лукаво взором,
С усмешкой тонкой на устах…

«Что ж передать прикажешь ты
Царю Востока от царицы,
И тихо дрогнули ресницы,
От чудной пробудясь мечты…

Алее розы Ерихона,
Под грезой сладостного сна,
Послам крылатым Соломона
Со вздохом молвила она:
Не от царицы – от рабыни
Скажите вашему царю,
Что я его боготворю
И осчастливлена им ныне!
Что я дивлюсь его уму,
Могуществу, богатству, краю…
Люблю его!… и рвусь к нему!…
И от любви изнемогаю…» 

Опять одна, одна с моей тоской
По комнатам брожу я одиноким,
И черным шлейфом бархатное платье
Метет за мной холодный мрамор плит…
О, неужели ты не возвратишься?

Мои шаги звучат средь зал пустых…
С высоких стен старинные портреты
Глядят мне вслед насмешливо и строго
И взорами преследуют меня…
О, неужели ты не возвратишься?

У ног моих, играя на ковре,
Малютка наш спросил меня сегодня:
«Где мой отец, и скоро ли вернется?»
Но что ж ему ответить я могла?
О, неужели ты не возвратишься?

Я видела, как сел ты на коня
И перед тем, чтоб в путь уехать дальний,
Со всеми ты простился, как бывало,
Лишь мне одной ты не сказал «прости!»
О, неужели ты не возвратишься?

Но, помнится, как будто по окну,
Где колыхалась тихо занавеска,
Скрывавшая меня с моим страданьем,
Скользнул на миг зажегшийся твой взгляд…
О, неужели ты не возвратишься?

Свое кольцо венчальное в тот день,
В безумии отчаянья немого
Так долго я и крепко целовала,
Что выступила кровь из губ моих!..
О, неужели ты не возвратишься.

И медальон на цепи золотой
По-прежнему ношу я неизменно…
Ты хочешь знать – чье там изображенье
И прядь волос? Так знай – они твои!
О, неужели ты не возвратишься?

Иль над моей всесилен ты душой?
Но день и ночь, во сне, в мечтах, всечасно,
Под ветра шум и легкий треск камина –
Всегда, всегда я мыслю о тебе…
О, неужели ты не возвратишься?

Давно угас румянец щек моих,
И взор померк.. Я жду!.. я умираю!…
И если я не шлю тебе проклятья, –
Как велика, пойми, моя любовь!..
О, неужели ты не возвратишься? 

Небо и все наслаждения неба я вижу
В личике детском – и глаз оторвать не могу я…
Ангел безгрешный, случайно попавший на землю,
Сколько ты счастья принес! Как ты мне дорог, дитя!

Вьются и золотом кудри твои отливают,
Блещут вкруг милой головки твоей ореолом,
Весь ты – как облачко, светом зари залитое,
Чистый, как ландыш лесной – майский прелестный цветок!

С кроткою ласкою иссиня-темные глазки
В душу мне смотрят и цветом походят на небо,
Вмиг потемневшее перед грозою весенней…
Небо во взоре твоем я созерцаю, дитя!

Где та страна, о которой лепечут нам сказки?
В край тот чудесный тебя на руках бы снесла я,
Молча, босая, по острым каменьям пошла бы,
Лишь бы избавить тебя – терний земного пути!

Боже! Послав мне ребенка, Ты небо открыл мне,
Ум мой очистил от суетных, мелких желаний.
В грудь мне вдохнул непонятные, новые силы
В сердце горячем зажег пламя бессмертной любви!

30 июня 1894 

Пустой случайный разговор,
А в сердце смутная тревога, -
Так заглянул глубоко взор,
Так было высказано много.

Простой обмен ничтожных слов,
Руки небрежное пожатье, -
А ум безумствовать готов,
И грудь, волнуясь, ждет объятья...

Ни увлеченья, ни любви
Порой не надо для забвенья, -
Настанет миг – его лови, -
И будешь богом на мгновенье.

1 июля 1894 

В стране неведомых чудес,
Где, разрастаясь на просторе,
Шумел столетних буков лес
И синее плескалось море, –
В плаще зеленом, – окружен
Малюток-эльфов резвой свитой,
В беседке, розами увитой,
Сидел красавец Оберон.
К нему в сиянье розоватом
Последних солнечных лучей,
Блистая золотом кудрей
И вся пронизана закатом,
Склонилася царица фей.
Но тщетно нежные напевы
И звуки арф неслися к ней, –
Все неприветней и грустней
Сдвигались брови королевы;
И тщетно царственный супруг
Старался лаской на мгновенье
Развеять чуждый ей недуг, –
Слова тоски и пресыщенья
С капризных уст сорвались вдруг: 

— Оставь меня! Мне скучно, Оберон!
Мне надоели игры и забавы,
И шум ветвей, и ясный небосклон…
Вся наша жизнь – не жизнь, а сон!
Мы видим, как цветы, деревья, травы
Уносит время без следа,
А мы?.. Мы вечно молоды, как дети,
Без слез и радостей, без цели и труда,
Как мотыльки живем на свете
И будем жить всегда, всегда! 

Дитя! Счастливей нас с тобою,
Поверь мне, в мире нет земном;
Довольна будь своей судьбою,
Не мы ль блаженствуем вдвоем? 

О нет, мой друг! Я так несчастна!..
Ты знаешь ли, как хороши
Слова любви, когда в них страстно
Звучат моления души? 

Титания! Тебя не узнаю я…
Страдаешь ты?.. О, если бы я мог
Постичь тебя!.. Капризное созданье,
Владычица моя!
Ты знаешь, все твои желанья
С восторгом исполняю я…
Откройся мне, какою силой
Увлечены твои мечты,
Чего с такой тоской унылой,
С таким безумством жаждешь ты? 

Так выслушай мое признанье:
Раз, вечером, я эльфов созвала
И, сняв венец алмазный мой с чела,
Играла им при месячном сиянье.
Переливались блеском огневым
В лучах луны бесценные каменья…
Я долго любовалась им,
И вдруг, шутя, движением живым
Его забросила… Все кинулись в смятенье
Искать его в траве и меж ветвей,
И я осталась на мгновенье
Без свиты ветреной моей;
И слышу звук подавленный лобзанья
И тихий вздох под дубом вековым,
Куда так ярко лунное сиянье
Снопом упало голубым…
Откинув кудри черные на плечи,
К ногам красавицы, во власти сладких чар
Припал прекрасный рыцарь Вальдемао;
Его взволнованные речи
И взоры, полные огня,
Чудесный, новый мир открыли для меня!
И притаясь за деревом, я жадно
Внимала им – словам любви земной, –
И было мне и горько, и отрадно…
О! Так никто не говорил со мной!
Никто мне не давал такого поцелуя,
Не плакал, не молил, припав к моим ногам…
И ты меня любить не в силах сам,
Как любят смертные, и как любить хочу я.

Хочу я слышать тот шепот странный,
Хочу внимать словам признания,
Томиться, плакать… и в миг желанный
Сгорать от тайного лобзания!

Пусть в час свиданья – от жажды встречи –
Стеснится грудь тоскою страстною,
Пусть замирают восторга речи
Под лаской робкою и властною…

Пусть сердце сердцу отдастся смело
В забвенье жаркого объятия, –
Что за блаженство – отдать всецело
И жизнь, и душу, без изъятия!

В тот мир, о друг мой, я рвусь невольно,
Хочу земной безумной страсти я,
Чтоб было сладко, чтоб было больно,
Чтоб слезы брызнули от счастия. 

Титания! Пойми, тебя люблю я
Не так, как любят у людей, –
Не сомневаясь, не ревнуя,
Но всею волею своей!
Люблю тебя, воздушное созданье,
Владычица моя!
Ты луч зари, ты роз благоуханье,
С тобою счастлив я!
Люблю тебя, о мой цветочек нежный,
Любовью эльфов – светлой, безмятежной
Как пенье соловья! 

Не то!.. Не так!.. Все это надоело…
О, замолчи!.. Не продолжай!
Оставь меня!.. О как бы я хотела
Уйти навек в тот чудный край,
Туда, туда!.. 

…Где лучшие мгновенья
Тебе отравит ненависти яд,
Где голод, месть, болезни, преступленья…
Где лишь о смерти говорят
И жаждут одного – забвенья! 

Какие страшные слова!
«Болезни», «голод», «преступленья»...
И «смерть»! Я поняла едва
Их безнадежное значенье! 

Да, в мире том ты счастья не найдешь!
Настанет день, – и ты ко мне придешь,
Ничтожная в своем бессилье,
Сложившая свои изломанные крылья,
В неравной павшая борьбе…
Но я тогда… я не прощу тебе. 

«Борьба» – «бессилье»… это скучно!
Мне режет слух речей унылых звон,
Мой ум сомненьем утомлен…
Я вновь с тобою неразлучна,
Я остаюсь, мой Оберон! 

Приди ко мне! Минутное смущенье
Забудем, друг мой, навсегда.
Средь игр и смеха, – как виденья,
Как чудный сон без пробужденья
Пройдут волшебные года…
Мы будем счастливы, как прежде – бесконечно!
Как мотыльки живя беспечно,
Своей довольные судьбой…
Ведь ты моя?.. И вновь с тобой
Мое блаженство вечно? 

1894 

Любовь-чародейка свела нас на этом пути,
Из тысячи тысяч дала нас узнать и найти,
Свела – и связала навеки, и бросила нас
В объятья друг друга в полночный таинственный час…

Нагрянул миг грозой нежданной,
И для борьбы не стало сил…
И он, прекрасный и желанный,
Мой страх лобзаньем погасил!…

И страсть затуманила взор… И казалося мне,
Что вихрь подхватил нас – и мчит, и кружит в вышине…
Нам встречные сферы со свистом дорогу дают,
Блаженства небесного нас ожидает приют!…

Под нами из сумрака ночи была чуть видна
Спаленная зноем, забытая небом страна,
Где вечную жажду ничем утолить не могли
И гибли, страдая, ничтожные дети земли.

Их вопли и стоны едва доносилися к нам, –
Мы мчались все выше к большим лучезарным звездам,
Где, тучи прорезав гигантским и ярким серпом,
Раскинулся месяц, сияя во мраке ночном…

И мысли, как вихри, кружились, неслись без следа…
Не знаю, – что были мы – люди иль боги тогда?!
Высокое с низким, и зло, и безумье – с добром
В хаос первозданный слилися в мгновении том!..

И небо раскрылось над нами!.. И чудилось нам,
Что ангельским внемлем божественным мы голосам,
Что в душу нам с жизнью вливаются радость и свет,
Восторг необъятный, которому равного нет!..

Угасло мгновенье, рожденное в мире огня…
И небо закрылось… и струны порвались, звеня…
Низвергнуты в бездну, лежим мы во тьме и пыли, –
Минутные боги, – ничтожные дети земли… 

Деревьев трепетная сень
И полусвет, и тишина…
Не проникает яркий день
Сквозь чащу леса в царство сна;

Смолою воздух напоен
И острым запахом земли;
Гудят, как нежный арфы звон,
Лесные пчелы и шмели;

Прохладой влажною дыша,
Ручей лепечет и журчит,
Купая листья камыша
И ветви гибкие ракит.

Раскинув круглые щиты,
Смотрясь в зеркальный свой приют,
Как воск, прозрачны и чисты,
Нимфеи-лилии цветут…

И вот, тихонько раздвигая
Их ароматные ряды,
Вся в брызгах блещущей воды
Головка вышла молодая…

В лице смущенье… легкий страх…
И ожидание… и тайна…
И солнца луч, попав случайно,
Горит в каштановых кудрях…

Ресниц решетчатые тени
На бледном зареве ланит…
В движеньях медленных сквозит
Печать томления и лени…

Чаруют юные черты,
Суля нирвану наслажденья –
Не обаяньем красоты,
Но бесконечностью забвенья. 

Когда б могла душа на миг с себя стряхнуть
Свое к земле прикованное тело, –
Я б вольной пташкой полетела,
И аромат полей вдохнула б жадно в грудь!

Как сладко при луне, душистой ночью лета
Плясать в кругу виллис, под звонкий их напев,
Качаться на ветвях дерев,
Купаяся в лучах серебряного света…

Иль рыбкой золотой нырнуть в пучину волн,
Где людям все неведомо и ново,
Познать все тайны дна морского,
Всего, что скрыто там, чем ропот моря полн…

Как хорошо в грозу носиться вместе с тучей,
Когда средь молний гром грохочет в небесах,
Неся земле и смерть, и страх…
Какая власть и мощь, какой простор могучий!

Но нет! – ведь если бы могла душа моя
Хотя на миг постичь восторг свободы, –
Я прокляла бы жизни годы
И плоть свою, и кровь, – оковы бытия!

8 января 1895 г. 

— Вы так печальны, Джамиле?
Ваш взор парит в дали безбрежной…
Но что, скажите, на земле
Достойно вашей грусти нежной?..
Вы так печальны, Джамиле?

— За мной следят… и я грустна,
А в сердце страсть и ожиданье…
Сегодня ночью я должна
Пробраться тайно на свиданье…
Мой лик суров и взор угрюм, –
Не выдаст сердце тайных дум. – 

— Вы улыбнулись, Джамиле?
И жизнь, и радость в вашем взоре, –
В его глубокой, знойной мгле
Все переменчиво, как в море…
Вы улыбнулись, Джамиле? –

— Да, я смеюсь… но ад во мне.
И смерть, и ужас в блеске взора.
Сегодня по моей вине
Был брошен труп на дно Босфора.
И я смеюсь… но знаю я,
Что завтра очередь моя! 

Когда же ночные виденья
Слетались на ложе ко мне,
В каком-то не детском волненье
Томилась я часто во сне.

Не шалости, куклы, забавы, –
Мне снилися страны чудес,
Где пальм колыхалися главы
На золоте алом небес.

Мне чудился замок высокий
И в розах ползучих балкон,
Там ждал меня принц черноокий
Как в сказке хорош и влюблен.

Стоит он и смотрит так нежно,
Весь в бархат и шелк разодет,
На темные кудри небрежно
Широкий надвинут берет…

Исчезли и замки, и розы,
Виденья волшебной весны;
Поруганы детские грезы,
Осмеяны чудные сны…

Одной только вечной надежде
Осталося место во мне, –
И черные очи, как прежде,
Мне блещут в блаженной стране.

И призрачный мир мне дороже
Всех мелких страстей и забот, –
Ведь сердце осталось все то же,
И любит, и верит, и ждет! 

1.

Вы исчезните, думы тревожные, прочь!
Бронзу темную кос, белый мрамор чела
Крупным жемчугом я обвила...
Буду ждать я тебя в эту майскую ночь,
Вся, как майское утро, светла...

Звезды вечные ярко горят в вышине,
Мчись на крыльях своих, прилетай же скорей,
Дай упиться любовью твоей.
И, услыша мой зов, он примчался ко мне,
В красоте благовонных кудрей...

О мой друг! – Ты принес мне дыхание трав,
Ароматы полей и цветов фимиам,
И прекрасен, и чуден ты сам!
И в бесплотных, но страстных объятиях сжав,
Ты меня унесешь к небесам! 

В час, когда слетают сны,
В ночи ясные весны,
Слышен вздох мой в тишине:
"Друг мой! вспомни обо мне!"

Колыхнется ли волна,
Занавеска ль у окна,
Иль чудесный и родной
Донесется звук иной.

Всюду чудится мне он,
Кто бесплотный, будто сон,
Все качает ветки роз,
Все шуршит в листве берез. 

Только выйду, – вслед за мной,
Вея страстью неземной,
По цветам он полетит,
По кустам зашелестит,

Зашумит среди дерев
И, на яблони слетев,
Нежный цвет спешит стряхнуть,
Чтобы мой усеять путь.

Иль нежданно налетит
И на бархате ланит
Бестелесный, но живой
Поцелуй оставит свой

И когда слетают сны,
В ночи ясные весны -
Я не сплю... Я жду... И вот, -
Мерный слышится полет.

И, таинственный, как сон,
Ароматом напоен,
Он мой полог распахнул,
И к груди моей прильнул...

Образ, видимый едва...
Полу-внятные слова...
Тихий шорох легких крыл...
Все полночный мрак покрыл...

12 мая 1895 

Но вернулось снова
Счастия земного
Время золотое, – возвратилось вновь.
И в былинке каждой
С ненасытной жаждой –
Жаждой наслажденья, – родилась любовь!

Снова льются трели,
Песни зазвенели
Из зеленой чащи кленов и берез…
Опьяняют ласки,
Вдохновляют сказки
И уносят в царство позабытых грез!

26 мая 1895 

Баллада

I.

Вспыхнуло утро, багрянцем горя,
Брезжит в окне золотая заря…
— Спишь ли ты, Майя, любимая дочь?
Гостя принять выходи мне помочь;
Гость мой прекраснее юной весны,
Кудри его из лучей сотканы,
Нежно звучит его смех молодой,
Жизнь и веселье несет он с собой!
– Дай мне дремать в очарованном сне…
Мальчик кудрявый, забудь обо мне.
Грезы мои упоенья полны…
Дай досмотреть вдохновенные сны! 

— Выйди, о Майя, любимая дочь,
Гостя другого принять мне помочь,
Лучший наряд и венец свой надень,
Видишь, восходит торжественно день.
Гость мой и славен, и знатен вполне, –
Вот он въезжает на белом коне, –
Вьется за ним его плащ голубой,
Блеск и богатство несет он с собой!
– Гость твой хорош, но обманчивый вид
Столько забот о ничтожном таит,
Столько забот о ничтожном – земном…
Дай же забыться мне сладостным сном! 

Солнце пурпурное скрылось давно,
Вечер таинственный смотрит в окно…
— Выйди, о Майя, любимая дочь,
Ставни закрыть приходи мне помочь!
Кто-то печальный, в молчанье немом
Будто сейчас промелькнул за окном. –
Геспер в лучистом сиянье своем
Блещет звездою над ясным челом…
– Гостя напрасно не приняла ты…
Слышишь, сильнее запахли цветы
Ставни скорей распахни, моя мать,
Сладко мне воздух вечерний впивать! 

— Спи, моя Майя, любимая дочь!
Вот уж сгустилася темная ночь –
Кто-то на стройном коне вороном
Тихо подъехал и стал под окном.
Лик его чудный внушает мне страх,
Месяц играет в его волосах.
Черные очи так ярко горят,
Траурным флером окутан наряд!
– Встань же, родная, и двери открой, –
Это примчался возлюбленный мой,
С ним я в объятии жарким сольюсь,
К звездному небу навек унесусь.

4 июля 1895 

Когда в тебе клеймят и женщину, и мать, –
За миг, один лишь миг, украденный у счастья,
Безмолвствуя, храни покой бесстрастья, –
Умей молчать!

И если радостей короткой будет нить,
И твой кумир тебя осудит скоро,
На гнет тоски, и горя, и позора, –
Умей любить.

И если на тебе избрания печать,
Но суждено тебе влачить ярмо рабыни,
Неси свой крест с величием богини, –
Умей страдать! 

Азраил, печальный ангел смерти,
Пролетал над миром усыпленным,
Бледный лик его сиял чудесно
Неземной и страшной красотою.

И роптал печальный ангел смерти:
«Боже! Все здесь любит и любимо,
И звезда с звездою жаждет слиться,
Только я – один страдаю вечно!

Все меня живое ненавидит
И встречает с трепетом и страхом,
Не клянут меня одни лишь дети,
Только дети, ангелы земные!»…

И роптал печальный ангел смерти,
С смоляных ресниц ронял он слезы,
И, упав на дно морской пучины,
Эти слезы обращались в жемчуг…

— Азраил! Прекрасный ангел смерти!
Не роняй бесценный жемчуг в море, –
Без тоски, без трепета и страха
Жду с тобой блаженного свиданья!

Отвори мне дверь моей темницы,
Дай расправить связанные крылья, –
И с тобой я буду неразлучна
И любить тебя я буду вечно! 

Лазурный день. На фоне бирюзовом
Как изумруд, блестит наряд ветвей,
И шепот их – о счастье вечно-новом,
О счастье жить – твердит душе моей.

Немая ночь. Рассыпанных над бездной –
Мерцанье звезд в далекой вышине…
В груди тоска! – И рвусь я в мир надзвездный,
Хочу уснуть… и умереть во сне.