Предисловие



Судьба мемуарных записей вдовы Александра Блока сложилась странно. Впервые в относительно связном виде они публикуются только сейчас {Первая попытка обнародования трех фрагментов предпринята Вл.Орловым -- см.: "День поэзии", Л., 1965, стр. 307--320.} -- хотя на протяжении трех десятилетий они входят в число обязательных источников по Блоку {См. библиографию блоковедческих работ на стр. 102/3 настоящего издания.}. Текст, поступивший в наше распоряжение, не является достаточно исправным; сверку с рукописью произвести было невозможно, поскольку доступ к автографу, хранящемуся в ЦГАЛИ {ЦГАЛИ, ф. 55 (Блок), оп. 1, ед. хр. 519, 520. Ср. глухое упоминание об экземпляре мемуаров Л. Д. Блок, хранящемся в США, -- в книге Н. Н. Берберовой "Курсив мой. Автобиография", Munchen, 1972, стр. 640.}, затруднен. Несмотря на то, что дошедший текст воспоминаний Л. Д. Менделеевой-Блок носит фрагментарный и черновой характер, он дает такую картину семейно-бытовой стороны жизни поэта, что публикация этого поразительного документа представляется в высшей степени своевременной и целесообразной. Необходимо принять в расчет и то обстоятельство, что "Были и небылицы" были адресованы к читателю и автор боялся превращения их в "достоянье доцента".

Мемуары Л. Д. Блок ценны не своими фактическими справками -- автор сознательно избегал "фактографичности" и явно исходил из презумпции полной осведомленности читателя в обширном круге фактических сведений о поэте (не только о его "внешней биографии", но и о "закулисной" жизни {"У Блока было две жизни -- бытовая, домашняя, тихая, и другая -- безбытная, уличная, хмельная. В доме у Блока был порядок, размеренность и внешнее благополучие. Правда, благополучия подлинного и здесь не было, но он дорожил его видимостью. Под маскою корректности и педантизма таился страшный незнакомец -- хаос". -- Георгий Чулков. Годы странствий. Из книги воспоминаний. М., "Федерация", 1930, стр. 143.}) -- в том виде, какой они приняли в вышедших в 1920--1930-ые годы мемуарных трудах Бекетовой, Белого, З.Гиппиус и др. или у самого Блока в изданных П.Н.Медведевым "Дневниках" и "Записных книжках". Но тем самым и разнообразная и долголетняя театральная, литературная, театроведческая деятельность Л. Д. Менделеевой-Блок и ее контакты с современниками оказались затушеванными в "Былях и небылицах" интимно-психологической исповедью.

Эта жанровая установка мемуаров Л.Блок (вместе с их отчетливой полемической направленностью) составляет наиболее интересную их черту. Говоря о том, что ни одна другая литературная эпоха не нуждается в такой степени, как символизм, в документально-мемуарном освещении, В. Ф. Ходасевич объяснил это фундаментальными особенностями поэтики символизма, его нежеланием и неспособностью "воплотиться в одни лишь словесные формы". "У символизма был qenius loci, дыхание которого разливалось широко. Тот, кто дышал этим воздухом символизма, навсегда уже чем-то отмечен, какими-то особыми признаками (дурными или хорошими, или дурными и хорошими -- это вопрос особый). <...> В писаниях самих символистов символизм недовоплощен". {В.Ф.Ходасевич. Литературные статьи и воспоминания. Нью-Йорк, изд. им. Чехова, 1954, стр. 155-- 156 (статья "О символизме", 1928).}

"Были и небылицы" дают неожиданно конкретный и парадоксальный комментарий к "Стихам о Прекрасней даме" и позднейшей лирике Блока. Демонстрации "двуплановости" литературно-бытовых и семейных аспектов символистской эпохи превращает мемуары Л. Д. Менделеевой-Блок в один из наиболее авторитетных документов мемуарного фонда русского символизма.