Эдуард Асадов
Стихи 1990 – 1998
(часть 4)
Говорят, что каждому из нас
Дан с рожденья дьявол-искуситель,
А еще - возвышенный хранитель -
Ангел с синью лучезарных глаз.
Вот ходил я в школу - юный лоб.
Мне бы грызть науки, заниматься,
Ну, а дьявол: - Плюнь! К чему стараться?
Вынь Майн Рида и читай взахлеб!
Или видишь вон зубрилку Свету:
Важность! И пятерок целый воз...
Вынь резинку и пусти "ракету",
Чтоб не задавалась, в глупый нос! -
Против озорства, увы, не стойки мы.
Бес не зря, как видно, искушал:
Я стрелял, хватал пятерки с двойками
И из класса с треском вылетал!
Ангел тоже. может, был поблизости
И свое, наверное, внушал,
Но, как видно, был такой он тихости,
Что о нем я даже и не знал.
На футбольном поле мальчуганы,
Наигравшись, в шумный сели круг
И подоставали из карманов
Кто - табак, кто - спички и мундштук.
- Если ты не маменькин сынок, -
Говорят мне, - на-ка, закури! -
Рядом бес: - Смелее, не дури!
Затянись хотя бы лишь разок! -
Где был ангел? Кто бы мне сказал!
Я, храбрясь, ни капли не хитрил,
Кашлял и отчаянно курил.
Так сказать, быть взрослым привыкал!
Дьявол же, умильный строя лик,
Мне вилял приветливо хвостом.
Так вот я к куренью и привык
И чадил немало лет потом.
А когда тебе в шестнадцать лет
Где-то рюмку весело нальют,
Ангелов тут и в помине нет,
Ну, а бес, напротив, тут как тут!
И потом, спустя немало лет
Бес мой был почти все время рядом
И, смущая голосом и взглядом,
Все толкал на невозможный вред.
Вот сидит девчонка озорная,
Говорит задорные слова,
Сыплет смех, на что-то намекая,
Я теряюсь, чуть не отступая,
У меня кружится голова.
Только дьявол - вот он, как всегда:
- Ах ты, шляпа! Красная девица!
Да ведь тут не надо и жениться!
Обнимай! И - горе не беда! -
И, моргнув, смеется: - Хе-хе-хе!...
Ну чего теряться понапрасну?
Славно и тебе, и ей прекрасно!
Значит, смысл-то все-таки в грехе!
И когда вдруг встретятся опять
Губы и взволнованные руки,
Не робей и не томись в разлуке,
А старайся шанс не упускать! -
Говорят, что каждому с рожденья
Сквозь огни, сомнения и тьму
Придается дьявол искушенья.
Только вот зачем и почему?!
Впрочем, утверждают, ангел тоже
Придается каждому и всем.
Но тогда пусть нам ответят все же,
Почему же ни душой, ни кожей
Мы его не чувствуем совсем?!
Если ж он подглядывает в щелку,
Чтоб высоким судьям донести,
А отнюдь не думает спасти -
Много ли тут смысла или толку?!
И коли меня хоть на год в ад
Вдруг пошлют по высшему приказу,
Я скажу: - Пусть мне грехи скостят!
Ибо ангел, хоть высок и свят,
Но ко мне он, как в забытый сад,
Так вовек и не пришел ни разу!
1994 г.
В саду деревья стынут на рассвете,
А ветер, по-напористому злой,
Столбом взвивает листьев разноцветье
И сыплет сверху белою крупой.
А ты сейчас печалишься о днях,
Что улетели птицами на юг.
Глядишь в окно, и у тебя в глазах
Не то морозец, а не то испуг.
Но я прошу: не надо, улыбнись!
Неужто ждать нам лета и весны?!
Ведь климат в сердце, и настрой, и жизнь
Во многом все же нам подчинены.
И, господи! Ведь это ж в нашей власти
Шагать сквозь все на свете холода
И твердо знать о том, что наше счастье,
Какие б вдруг ни грянули напасти,
Уже остыть не сможет никогда!
Давай же вместе вместо вьюг и зим
Мы вечный май любовью создадим!
1994 г.
Влетела в дом упругим метеором
И от порога птицею - ко мне,
Смеясь румянцем, зубками и взором,
Вся в юности, как в золотом огне.
Привычно на колени забралась:
- Вон там девчонки спорят за окошком!
Скажи мне: есть космическая связь?
И кто добрей: собака или кошка?!
Я думаю, я мудро разрешаю
И острый спор, и вспыхнувший вопрос,
А сам сижу и восхищенно таю
От этих рук, улыбок и волос.
Подсказываю, слушаю, разгадываю
Ее проблем пытливых суету
И неприметно вкладываю, вкладываю
В ее сердчишко ум и доброту.
Учу построже к жизни приглядеться,
Не все ведь в мире песни хороши.
И сам учусь распахнутости сердца
И чистоте доверчивой души.
Все на земле имеет осмысленье:
Печали, встречи, радости борьбы,
И этой вот девчонки появленье,
А если быть точнее, то явленье
Мне был как перст и высший дар судьбы.
Бегут по свету тысячи дорог.
Не мне прочесть все строки этой повести,
Не мне спасти ее от всех тревог,
Но я хочу, чтоб каждый молвить мог,
Что в этом сердце все живет по совести!
Пусть в мире мы не боги и не судьи,
И все же глупо жить, чтобы коптеть,
Куда прекрасней песней прозвенеть,
Чтоб песню эту не забыли люди.
И в этом свете вьюги и борьбы,
Где может разум попирать невежда,
Я так тебе хочу большой судьбы,
Мой вешний лучик, праздник и надежда!
И я хотел бы, яростно хотел
В беде добыть тебе живую воду,
Стать мудрой мыслью в многодумье дел
И ярким светом в злую непогоду!
И для меня ты с самого рожденья
Не просто очень близкий человек,
А смысл, а сердца новое биенье,
Трудов и дней святое продолженье -
Живой посланник в двадцать первый век!
Темнеет... День со спорами горячими
Погас и погрузился в темноту...
И гном над красновидовскими дачами
Зажег лимонно-желтую луну.
В прихожей дремлют: книжка, мячик, валенки,
Мечты зовут в далекие края.
Так спи же крепко, мой звоночек маленький,
Мой строгий суд и песенка моя...
И я прошу и небо, и долины,
Молю весь мир сквозь бури и года:
Пусть над судьбой Асадовой Кристины,
Храня от бед, обманов и кручины,
Горит всегда счастливая звезда!
1990 г.
Кристине Асадовой
Пекут блины. Стоит веселый чад.
На масленицу - всюду разговенье!
Сегодня на Руси, как говорят,
Прощеное святое воскресенье!
И тут, в весенне-радужном огне,
Веселая, как утренняя тучка,
Впорхнула вместо ангела ко мне
Моя самостоятельная внучка.
Хохочет заразительно и звонко,
Способная всю землю обойти,
Совсем еще зеленая девчонка
И совершенно взрослая почти.
Чуть покружившись ярким мотыльком,
Уселась на диване и сказала:
- Сегодня День прощенья. Значит, в нем
Сплелись, быть может, лучшие начала.
И вот, во имя этакого дня,
Коль в чем-то провинилась, допускаю,
Уж ты прости, пожалуйста, меня. -
И, поцелуем сердце опьяня,
Торжественно:
- И я тебя прощаю!
- С древнейших лет на свете говорят,
Что тот, кто душам праведным подобен,
Тот людям окружающим способен
Прощать буквально все грехи подряд. -
И, возбужденно вскакивая с места,
Воскликнула: - Вот я тебя спрошу
Не ради там какого-нибудь теста,
А просто для души. Итак, прошу!
Вот ты готов врагов своих простить?
- Смотря каких... - сказал я осторожно.
- Нет, ну с тобою просто невозможно!
Давай иначе будем говорить:
Ну мог бы ты простить, к примеру, ложь?
- Ложь? - я сказал, - уж очень это скверно.
Но если лгун раскаялся, ну что ж,
И больше не солжет - прощу, наверно.
- Ну, а любовь? Вот кто-то полюбил,
Потом - конец! И чувства не осталось...
Простил бы ты?
- Пожалуй бы простил,
Когда б она мне искренне призналась.
- Ну, а теперь... Не будем говорить,
Кто в мире злей, а кто добрей душою.
Вопрос вот так стоит перед тобою:
А смог бы ты предательство простить? -
Какой ответ сейчас я должен дать?
Вопрос мне задан ясно и солидно.
Как просто тем, кто может все прощать!
А я молчу... Мне нечего сказать...
Нет, не бывать мне в праведниках, видно!
1995 г.
Мне казалось когда-то, что одиночество -
Это словно в степи: ни души вокруг.
Одиночество - это недобрый друг
И немного таинственный, как пророчество.
Одиночество - это когда душа
Ждет, прикрыв, как писали когда-то, вежды,
Чтобы выпить из сказочного ковша
Золотые, как солнце, глотки надежды...
Одиночество - дьявольская черта,
За которой все холодно и сурово,
Одиночество - горькая пустота,
Тишина... И вокруг ничего живого...
Только время стрелою летит порой,
И в душе что-то новое появляется.
И теперь одиночество открывается
По-другому. И цвет у него иной.
Разве мог я помыслить хоть раз о том,
Что когда-нибудь в мире, в иные сроки
В центре жизни, имея друзей и дом,
Я, исхлестанный ложью, как злым кнутом,
Вдруг застыну отчаянно-одинокий?!..
И почувствую, словно на раны соль,
Как вокруг все безжалостно изменилось,
И пронзит мою душу такая боль,
О какой мне и в тягостном сне не снилось.
День, как рыба, ныряет в густую ночь.
Только ночь - жесточайшая это штука:
Мучит, шепчет о подлостях и разлуках,
Жжет тоской - и не в силах никто помочь!
Только помощь до крика в душе нужна!
Вот ты ходишь по комнате в лунных бликах...
До чего это все же чудно и дико,
Что вокруг тебя жуткая тишина...
Пей хоть водку, хоть бренди, хоть молоко!
Всюду - люди. Но кто тебе здесь поможет?!
Есть и сердце, что многое сделать может,
Только как оно дьвольски далеко!
Обратись к нему с правдой, с теплом и страстью.
Но в ответ лишь холодная тишина...
Что оно защищает - превыше счастья,
Зло - ничтожно. Но сколько в нем черной власти!
Мышь способна порой победить слона!
На земле нашей сложно и очень людно.
Одиночество - злой и жестокий друг.
Люди! Милые! Нынче мне очень трудно,
Протяните мне искренность ваших рук!
Я дарил вам и сердце свое, и душу,
Рядом с вами был в праздниках и в беде.
Я и нынче любви своей не нарушу,
Я - ваш друг и сегодня везде-везде!
Нынче в душу мне словно закрыли дверь.
Боль крадется таинственными шагами.
Одиночество - очень когтистый зверь,
Только что оно, в сущности, рядом с вами?!
Сколько раз меня било тупое зло,
Сколько раз я до зверской тоски терзался,
Ах, как мне на жестокую боль везло!
Только вновь я вставал и опять сражался!
Ложь, обиды, любые земные муки
Тяжелы. Но не гибнуть же, наконец!
Люди! Милые! Дайте мне ваши руки
И по лучику ваших живых сердец!
Пусть огонь их в едином пучке лучится,
Чтобы вспыхнуть, чтоб заново возродиться,
Я сложу все их бережно: луч - к лучу,
Словно перья прекрасной, как мир, жар-птицы,
И, разбив одиночество, как темницу,
Вновь, быть может, до радости долечу.
28 мая 1995 г.
Красновидово
Сколько чувств ты стараешься мне открыть,
Хоть с другими когда-то и не старалась.
Там все как-то само по себе получалось -
То ль везение чье-то, а то ли прыть?
Я был вроде лагуны в нелегкий час,
Где так славно укрыться от всякой бури,
И доверчив порою почти до дури,
И способен прощать миллионы раз...
Видно, так уж устроена жизнь сама,
Что нахальство всех чаще цветы срывает.
И чем больше скрывается в нем дерьма,
Тем щедрей оно радости получает.
Почему я на свете избрал тебя?
Ну - наивность. Допустим, а все же, все же,
Ведь должно же быть что-то, наверно, тоже,
Чем зажегся я, мучаясь и любя.
Да, сверкнула ты искренно, как звезда,
Что зовет тебя радостно за собою.
Сколько счастья изведал бы я тогда,
Если б только огонь тот зажжен был мною
И светил только мне через все года!
Сколько ласк ты порой подарить стараешься,
Говоря, что живешь, горячо любя.
Но стократ убеждая сама себя,
И сама-то, пожалуй, не убеждаешься...
Только я тебе так от души скажу:
Не терзай ни себя, ни меня. Не надо.
Ведь искусственность - это же не награда,
И не этим я, в сущности, дорожу.
Ведь все то, чем ты дышишь и чем живешь,
Что в душе твоей самое дорогое,
Для меня и враждебное, и чужое
И не может быть дорого ни на грош.
Вот такой у нас, видно, нелегкий случай.
И никто не подаст нам благую весть.
Только ты не насилуй себя, не мучай:
Выша сердца не прыгнешь. Что есть - то есть!
Встал рассвет, поджигая ночную тень,
Ты в работе. И я - не совсем бездельник.
Слышишь: в кухне со свистом кипит кофейник.
Что ж, пойдем распечатывать новый день!
И не надо нам, право же, притворяться.
Будем жить и решать миллион задач.
Делать все, чтоб на споры не натыкаться,
И знакомым приветливо улыбаться,
И рассеивать тучи, и ждать удач!
7 марта 1996 г.
Сколько раз получал я на свете раны!
Но страшней всех не пули и не ножи,
Не осколки. А боль моя постоянно
От того, что особенно беспощадно:
От предательств и самой поганой лжи.
Вот я думаю с горьким недоуменьем
Про лгунов и предателей: в чем их суть?
Ведь они обладают таким уменьем
Все для собственной выгоды повернуть.
Только нет и глупей этих подлых глаз,
Ибо кара за всякое преступленье
И слабее, и легче во много раз
Постоянного страха разоблаченья.
Ложь все время рискованна, как обвал,
Что навис угрожающе и опасно:
Ибо каждое слово, что ты сказал,
Чтоб потом как-нибудь не попасть в провал,
Нужно помнить практически ежечасно.
Потому-то мне кажется, что лгуны,
Даже пусть не глупцы и совсем не дуры,
Тем не менее все-таки лишены
Двух вещей: это СОВЕСТИ и КУЛЬТУРЫ!
Вот сидишь с хитрецом. Ну ни дать, ни взять -
Как на иглах. И думаешь: "Где же прав ты?!"
И ты вынужден все как на пробу брать
И слова его вечно сортировать,
Чтоб все время отсеивать ложь от правды.
И тоска хуже волка порою гложет -
Как подчас с дорогим человеком быть?
Коль не хочет он искренно говорить
Или попросту, хуже того, не может...
И когда ты воистину изнемог,
А кому-то в душе над тобой хохочется,
И не видно вдали никаких дорог,
Значит, просто: зажми себя на замок
И - молчи. Только, господи, как не хочется!
2 декабря 1996 г.
Галине Асадовой
Ну вот и снова грянула весна
Под птичьи свиристелки и волынки!
Мир вновь как на раскрашенной картинке!
Средь красок же всех яростней одна.
Вернее, две - зеленая и красная:
Рассвет-закат, как апельсинный сок -
То брызги, то ликующий поток -
И зелень ослепительно-прекрасная!
На ней еще ни пыли, ни жучков,
Она сияет первозданной свежестью,
Немного клейкой и душистой нежностью
Под невесомым снегом облаков...
Вот кажется: немного разбегись,
Затем подпрыгни, разметав ладони,
И вместе с ветром унесешься ввысь,
И мир в сплошной голубизне потонет!..
Еще порыв! Еще один рывок!
И ты - в зените... А в тумане где-то
В душистой дымке кружится планета
И сматывает в огненный клубок
Снопы лучей заката и рассвета.
Хватай в ладони синеву небес
И, погрузив в нее лицо и душу,
Прислушивайся, как ласкают уши
И горный ветер, и моря, и лес...
И это глупость: будто человек
Не в силах ощутить величье мира.
Лишь тот живет безрадостно и сиро,
Кто в скуку будней погружен навек.
Ну, а у нас иной состав крови,
И мы - иной закваски и устройства,
Сердца у нас с тобой такого свойства,
Где и в мороз грохочут соловьи!
И нам надежда неспроста дана:
Давно ли ты осеннею порою
Грустила перед завтрашней весною...
А вот смотри: уже опять весна!
И кто сказал, что молодость прошла?
Ведь мы сдаемся, в сущности, формально,
Ну, может статься, в чем-то визуально,
Но главных сил судьба не отняла!
И разве то бодрячество пустое?
Об этом глупо даже говорить,
Когда мы ухитряемся с тобою
В любые стужи праздники творить!
А чтоб с годами нам не погружаться
В прострацию ни телом, ни душой,
Давай с тобой почаще возвращаться
В дни наших ярких праздников с тобой!
Красива для других ты или нет,
Знай: для меня ты все равно красавица!
Ведь если в сердце уже столько лет
Горит, ни разу не погаснув, свет,
То чувства здесь ни на день не состарятся.
И вот еще что непременно знай:
Тут нет "словес", здесь все на самом деле.
И раз вот так я говорю в апреле -
То как же нас еще согреет май!
У нас сегодня ранняя весна:
В полях под солнцем задышали озими.
А мы с тобой... Ну разве же мы поздние,
Коль, обнявшись, хмелеем допьяна!
И столько, хлопотушечка моя,
Ты мне дарила счастья, что в награду
Я отдаю и сердце не тая,
И песнь души. Считай, что это я
Пою тебе в восторге серенаду!
3 апреля 1991 г.
Я тебе посвящаю столько стихов,
Что вокруг тебя вечно смеется лето.
Я тебя вынимаю из всех грехов
И сажаю на трон доброты и света.
Говорят, что без минусов нет людей.
Ну так что ж, это я превосходно знаю!
Недостатки я мысленно отсекаю,
Оставляя лишь плюсы души твоей.
Впрочем, только лишь плюсы души одной?
А весь образ, таящий одни блаженства?!
Коль творить тебя с радостью и душой -
То выходит действительно совершенство.
Я, как скульптор, из песен тебя леплю -
И чем дольше, тем больше тебя люблю!
1993 г.
Когда ты, любой выбирая маршрут,
Выходишь из дома, уж так я устроен,
Что я за тебя почему-то спокоен
Не больше чем первые пять минут.
Известно, что в городе все случается.
Но вот, пока в доме хозяйки нет,
Во мне будто вспыхнет вдруг красный свет
И зуммер тревоги в душе включается.
Я занят. Работа моя кипит,
Машинка стучит, но никто не знает,
Что выдержка эта - лишь внешний вид,
В то время как зуммер в душе звенит
И красный огонь без конца мигает!
Но вот заворочался ключ в дверях...
Ты дома! Работа моя продолжается,
Но лампочка тотчас же выключается
И страх рассыпается в пух и прах!
Когда расстается с ребенком мать,
Душа ее мчится за малышом:
Он - кроха! И мысли ее о нем!
И это любому легко понять.
А тут вроде взрослый же человек!
И, кажется, больше чем взрослый даже,
А чуть разлучившись, и жизнь - как сажа...
А встретились - радость белей, чем снег!
Смешно? Что ж, пускай и смешно кому-то.
Еще бы: ведь каждому столько лет!
Но, знаешь, мне кажется почему-то,
Что тут абсолютно вопросов нет!
И дело прекраснейше объясняется:
Ведь там, где два сердца стучат в одном,
То время вдруг словно бы отключается
И возраст практически ни при чем!
1994 г.
Ах, как же это важно, как же нужно
В час, когда беды лупят горячо
И рвут, как волки, яростно и дружно,
Иметь всегда надежное плечо!
Неважно чье: жены, или невесты,
Иль друга, что стучится на крыльце.
Все это - сердцу дорогие вести.
Но всех важней, когда все это - вместе,
Когда жена и друг в одном лице.
Пусть чувства те воспеты и прославлены,
И все-таки добавим еще раз,
Что коль любовь и дружба не разбавлены,
А добровольно воедино сплавлены,
То этот сплав прочнее, чем алмаз.
А если все совсем наоборот,
Вот так же бьет беда и лупит вьюга,
И нет нигде пощады от невзгод,
И ты решил, что тут-то и спасет
Тебя плечо единственного друга!
И вот ты обернулся сгоряча,
Чтоб ощутить родное постоянство,
И вдруг - холодный ужас: нет плеча!
Рука хватает черное пространство...
Нет, не сбежала близкая душа,
И вроде в злом не оказалась стане,
А лишь в кусты отпрянула, спеша,
Считая бой проигранным заране.
И наблюдая издали за тем,
Как бьют тебя их кулаки и стрелы,
Сурово укоряла: - Ну зачем
Ты взял да и ввязался в это дело?!
Вот видишь, как они жестоко бьют
И не щадят ни сил твоих, ни сердца.
А можно было и сберечь уют,
И где-то в ямке тихо отсидеться.
И вот, сражаясь среди злой пурги,
Ты думаешь с отчаяньем упрямым:
Ну кто тебе опаснее: враги
Или друзья, что прячутся по ямам?!
И пусть невзгоды лупят вновь и вновь,
Я говорю уверенно и круто:
Не признаю ни дружбу, ни любовь,
Что удирают в трудную минуту!
Да, в мире есть различные сердца.
Но счастлив тот, я этого не скрою,
Кому досталось именно такое:
В любое время, доброе и злое,
Надежное навек и до конца!
1992 г.
Пути земли круты и широки.
Так было, есть и так навечно будет.
Живут на той земле фронтовики -
Свалившие фашизм, простые люди.
И пусть порою с ними не считаются
Все те, кто жизнь пытаются взнуздать,
И все ж они не то чтобы стесняются,
А как-то в их присутствии стараются
Не очень-то на Родину плевать.
Нет у бойцов уже ни сил, ни скорости,
И власти нет давно уж никакой,
И все-таки для общества порой
Они бывают чем-то вроде совести.
И сверхдельцам, что тянут нас ко дну,
И всем политиканствующим сворам
Не так-то просто разорять страну
Под их прямым и неподкупным взором.
Но бури лет и холода ветров
Не пролетают, к сожаленью, мимо,
И чаще всех разят неумолимо
Усталые сердца фронтовиков.
И тут свои особенные мерки
И свой учет здоровья и беды,
И в каждый День Победы на поверке
Редеют и редеют их ряды.
И как ни хмурьте огорченно лоб,
Но грянет день когда-нибудь впервые,
Когда последний фронтовик России
Сойдет навек в последний свой окоп...
И вот простите, дорогие люди,
И что же будет с Родиной тогда?
И слышу смех: "Какая ерунда!
Да ничего практически не будет!
Возьмем хоть нашу, хоть другие страны:
Везде была военная беда,
И всюду появлялись ветераны,
И после уходили ветераны,
А жизнь не изменялась никогда!"
Что ж, спорить тут, наверно, не годится.
Да, были страны в бурях и беде,
Но то, что на Руси сейчас творится,
За сотни лет не ведали нигде!
И вот сегодня бывшие солдаты,
Которые за солнце и весну
Фашизму душу вырвали когда-то
И людям мир вернули в сорок пятом,
С тревогой смотрят на свою страну.
И хочется им крикнуть: - Молодые!
Не рвитесь из родного вам гнезда!
Не отдавайте никому России,
Ведь что бы ни случилось, дорогие,
Второй у нас не будет никогда!
Не подпускайте к сердцу разговоры,
Что будто бы заморское житье
Сулит едва ль не золотые горы.
Вот это чушь и дикое вранье!
Не позволяйте обращать в пожарища
Такие превосходные слова,
Как: Родина, Отечество, Товарищи -
Им жить и жить, пока страна жива!
Взамен культуры и больших идей,
Чтоб не могли мы ни мечтать, ни чувствовать,
Нас учат перед Западом холуйствовать
И забывать о звании людей!
Но, как бы нас ни тщились унижать,
Нельзя забыть ни по какому праву,
Что Волгу вероломству не взнуздать
И славу никому не растоптать,
Как невозможно растоптать державу!
Ведь мы сыны могущества кремлевского,
Мы всех наук изведали успех,
Мы - родина Толстого и Чайковского
И в космос путь пробили раньше всех!
И пусть стократ стремятся у России
Отнять пути, ведущие вперед.
Напрасный труд! В глаза ее святые
Не даст цинично наплевать народ!
И, сдерживая справедливый гнев,
Мы скажем миру: - Не забудьте, люди:
Лев, даже в горе, все равно он - лев,
А вот шакалом никогда не будет!
А в чем найти вернейшее решенье?
Ответ горит, как яркая звезда:
Любить Россию до самозабвенья!
Как совесть, как святое вдохновенье,
И не сдавать позиций никогда!
25 мая 1993 г.
Красновидово
Ему постоянно с ней не везло:
На отдыхе, в спорах, в любой работе
Она, очевидно ему назло,
Делала все и всегда напротив.
Он скажет ей: "Слушай, пойдем в кино!"
Она ему: "Что ты! Поедем на лыжах!"
Он буркнет: "Метель... За окном темно!!!"
Она: "Ну, а я все прекрасно вижу!"
Он скажет: "Ты знаешь, весь факультет
Отправится летом на Чусовую!" -
"А я предлагаю и голосую,
Чтоб нам с тобою двинуться на Тайшет!"
При встречах он был, как самум, горяч
И как-то сказал ей: "Пора жениться!"
Она рассмеялась: "Ты мчишься вскачь,
Тогда как зачетка твоя - хоть плачь!
Нет, милый, сначала давай учиться!
Поверь мне: все сбудется. Не ершись!
Конечно, совет мой как дым, занудный,
Но я тебя вытяну, ты смирись!
А главное... главное, не сердись -
Такой у меня уж характер трудный!"
Но он только холодно вскинул бровь:
"Ну что ж, и сиди со своей наукой!
А мы потеплее отыщем кровь,
Тебе же такая вещь, как любовь,
Чужда и, наверное, горше лука!"
В любви он был зол, а в делах хитер,
И в мае, в самый момент критический
Он, чтоб до конца не испить позор,
Вымолил отпуск академический.
Лето прошло, и семестр прошел.
Но он не простил ее, не смирился.
И, больше того, в довершение зол
Ранней зимой, как лихой орел,
Взял и на новой любви женился.
Пир был такой, что качался зал.
Невеста была из семьи богатой,
И пили, и лопали так ребята,
Что каждый буквально по швам трещал!
И вдруг, словно ветер в разгаре бала
От столика к столику пробежал.
Это она вдруг шагнула в зал,
Вошла и бесстрашно прошла по залу...
Ей протянули фужер с вином.
Она чуть кивнула в ответ достойно
И, став пред невестою и женихом,
Сказала приветливо и спокойно:
"Судьба человеческая всегда
Строится в зареве звездной пыли
Из воли, из творческого труда,
Ну, а еще, чтоб чрез все года
Любил человек и его любили.
И я пожелать вам хочу сейчас,
А радости только ведь начинаются,
Пусть будет счастливою жизнь у вас
И все непременно мечты сбываются!
И все-таки, главное, вновь и вновь
Хочу я вас искренне попросить:
Умейте, умейте всю жизнь ценить
И сердце нежное и любовь!
Гуляйте ж и празднуйте до утра!
И слов моих добрых не забывайте.
А я уезжаю. А мне - пора...
Билет уже куплен. Ну все... Прощайте".
Затем осушила бокал и... прочь!
С улыбкой покинула праздник людный.
Ушла и... повесилась в ту же ночь..
Такой уж был, видно, "характер трудный".
1993 г.
Багряные листья, словно улитки,
Свернувшись, на влажной земле лежат.
Дорожка от старой дачной калитки
К крыльцу пробирается через сад.
Тучки, качаясь, плывут, как лодки,
В саду стало розово от рябин,
А бабушка-ель на пне-сковородке
Жарит румяный солнечный блин.
На спинке скамейки напротив дачи
Щегол, заливаясь, горит крылом,
А шахматный конь, что, главы не пряча,
Искал для хозяев в боях удачи,
Забытый, валяется под столом.
Вдали свое соло ведет лягушка,
Усевшись на мостике за прудом.
А прудик пустячный, почти игрушка,
Затянутый ряски цветным ковром.
Рядом, продравшись через малину,
Ветер, лихая его душа,
Погладил краснеющую калину
И что-то шепнул ей, хитро дыша.
И вдруг, рассмеявшись, нырнул в малинник,
И снова - осенняя тишина:
Не прозвенит за стеной будильник,
Не вспыхнет огонь в глубине окна...
Зимой здесь в сугробах утонут ели
И дом, средь морозной голубизны,
Словно медведь, под напев метели
В спячку погрузится до весны...
Но будет и май, и цветенье будет,
И вновь зазвенит голосами дом,
И снова какие-то будут люди
Пить чай под березами за столом.
Все тот же малинник, и мрак, и свет,
И та же скамейка, и та же дача,
Все то же как будто... но только... нет,
Отныне все будет совсем иначе.
Вернутся и шутки, и дождь, и зной,
И ветер, что бойко щекочет кожу,
Но только не будет здесь больше той,
Что в целой вселенной ни с кем не схожа...
Не вскинутся весело к солнцу руки,
Не вспыхнет задумчивой грустью взгляд,
И тихого смеха грудные звуки
Над книгой раскрытой не прозвучат.
Отцветший шиповник не зацветет,
Молодость снова не повторяется,
И счастье, когда оно промелькнет,
Назад к человеку не возвращается.
1992 г.
Что за смысл в жизни спорить и обижаться
И терять свои силы в пустой борьбе?
Ты ведь даже представить не можешь себе,
До чего идет тебе улыбаться!
Хочешь, я главный секрет открою:
Вместо споров на ласку себя настрой.
Будь сердечной и искреннею со мной,
Поцелуй, улыбнись мне. И поле боя
Моментально останется за тобой!
1995 г.
Мода, мода! Кто ее рождает?
Как ее постигнуть до конца?!
Мода вечно там, где оглупляют,
Где всегда упорно подгоняют
Под стандарт и вкусы, и сердца.
Подгоняют? Для чего? Зачем?
Да затем, без всякого сомнения,
Чтобы многим, если уж не всем,
Вбить в мозги единое мышление.
Ну, а что такое жить по моде?
Быть мальком в какой-нибудь реке
Или, извините, чем-то вроде
Рядовой горошины в мешке.
Трудятся и фильмы, и газеты -
Подгоняй под моды, дурачье!
Ибо человеки-трафареты,
Будем честно говорить про это, -
Всюду превосходное сырье!
И ведь вот как странно получается:
Человек при силе и красе
Часто самобытности стесняется,
А стремится быть таким, как все.
Честное же слово - смех и грех:
Но ведь мысли, вкусы и надежды,
От словечек модных до одежды,
Непременно только как у всех!
Все стандартно, все, что вам угодно:
Платья, кофты, куртки и штаны
Той же формы, цвета и длины -
Пусть подчас нелепо, лишь бы модно!
И порой неважно человеку,
Что ему идет, что вовсе нет,
Лишь бы прыгнуть в моду, словно в реку,
Лишь бы свой не обозначить след!
Убежден: потомки до икоты
Будут хохотать наверняка,
Видя прабабушек на фото
В мини-юбках чуть не до пупка!
- Сдохнуть можно!.. И остро и мило!
А ведь впрямь не деться никуда,
Ибо в моде есть порою сила,
Что весомей всякого стыда.
Впрочем, тряпки жизни не решают.
Это мы еще переживем.
Тут гораздо худшее бывает,
Ибо кто-то моды насаждает
И во все духовное кругом.
В юности вам сердце обжигали
Музыка и сотни лучших книг.
А теперь вам говорят: - Отстали!
И понять вам, видимо, едва ли
Модерновой модности язык.
Кто эти "премудрые" гурманы,
Что стремятся всюду поучать?
Кто набил правами их карманы?
И зачем должны мы, как бараны,
Чепуху их всюду повторять?
Давят без малейшего смущения,
Ибо модник бесхребетно слаб
И, забыв про собственное мнение,
Всей душой - потенциальный раб!
К черту в мире всяческие моды!
Хватит быть бездарными весь век!
Пусть живет, исполненный свободы,
Для себя и своего народа
Умный и красивый человек!
3 февраля 1993 г.
Красновидово
Люди стараются быть счастливыми,
Но в этих стремлениях и борьбе
Все ли способны быть незлобивыми
И снисходительно-справедливыми
И к прочим согражданам, и к себе?
Да, скажем по совести, не всегда
Люди злопамятными бывают,
И жуликов всяких порой прощают,
И даже изменников иногда.
С поступками скверными, даже злобными,
С чертами-волками, с чертами-кобрами
Мирится бездна подчас людей.
Но вот, как ни странно, с чертами добрыми
Дела зачастую куда сложней.
Ведь вот как устроен порой человек
Со всей любопытной душой своею:
Того, кто красивее или сильнее
Иль, скажем, талантливей и умнее,
Хоть режь, а не может простить вовек!
Ведь сколько рождалось таких, кто мог
Согреть человека живым талантом,
Но недруги сразу со злым азартом
Кидались, чтоб сбить непременно с ног.
А сколько же ярких было умов,
Которым буквально никто не внемлет?
И книг, и прекраснейших голосов,
Нередко же втоптанных просто в землю!
Пилот, что кипел в красоте и силе,
Вдруг взял и явил мировой рекорд.
Соседи ж за это ему вредили,
Таланта они ему не простили:
- Не прыгай в герои, крылатый черт!
Смешно, но за ложь иль башку без дум
Никто почему-то не обижается,
А если талант или яркий ум -
Такие грехи у нас не прощаются!
При этом, конечно, в те лбы упрямые
И мысль на мгновение не придет,
Что двигают жизнь и дела вперед
Мозги и таланты из самых самые!
Не надо же, право, коситься, люди,
На всех, кто красивее иль добрей,
Талантливей, может быть, и умней,
И жизнь наша много светлее будет!
1992 г.