* * *
Поцелуй струи рассвета,
Поцелуй мечту!
Тает в бездне луч привета,
Нежит пустоту.
В пустоте плывут бездонной
Дни и ночи цепью сонной...
Поцелуй мечту.
<1908--1909>
* * *
Зачем никто из тихих и скорбящих
Не уронил слезы в обители моей?
Зачем никто движеньем рук молящих
Не заслонял томительных огней?
Их зажигает ночь у ложа одиноких,
В нее влюбленных -- в тихую печаль.
Зачем никто не направлял очей глубоких
В мою таинственную даль?
<1908--1909>
* * *
Ночь колыбельную песню поет,
Сладко прильнувши к земле.
Чудится ангела тихий полет
В мягкой воздушной струе.
Чудится грустный, ласкающий зов
Чьей-то плененной души:
Взвейся на крыльях порхающих снов,
Сбудутся грезы твои!
<1908--1909>
* * *
Сверкал зеленый луч и даль пылала...
Среди раздолья млеющей травы
Она в забытьи пламенном стояла,
Как песнь из света, зноя и любви.
У ног ее цветы томились, изнывая,
Дышали трепетно, глотая жар лучей,
И пламени небес восторг свой поверяя,
Блаженно замирал молитвенный ручей.
<1908--1909>
* * *
Я устал от грез певучих.
Я устал от жарких снов.
И не надо мне пахучих,
Усыпляющих цветов.
Девы бледные лелеют
Грезы бледные любви
В сердце мужа грозы зреют
И душа его в крови.
<1908--1909>
* * *
Печаль сидела у окна.
Вдруг смерть с ней поравнялась.
-- Зачем скитаешься одна?
Но смерть не отозвалась.
Прошла сурова и нема,
Прошла, окутав дали --
И вдруг нагрянула зима,
Печальнее печали.
<1908--1909>
* * *
Был грустен дня осенний склон
И ночь была как лед.
Я задремал под перезвон,
Струившийся с высот.
Но глас небес был зов могил,
Стеснилась хладом грудь.
И снилось мне, что я свершил
Последний в жизни путь.
<1908--1909>
* * *
Одна меж сонными домами
Ночь ходит тихими шагами.
Как сладок звук ее шагов
Под замогильный скорби зов.
Была за лесом, за горами.
Пришла с безумными мечтами.
О, если б в крик один излить
Всю боль, всю жизнь и все забыть!
<1908--1909>
ЛУННОЕ ТОМЛЕНИЕ
Я забылся в томительном сне.
Ты шепнула: "Проснись...
Золотые цветы в тишине
Убирают холодную высь"...
Вот ползу по железной трубе
Мимо окон пустых.
С каждым мигом -- все ближе к тебе,
К царству скал, серебром залитых.
Ты близка... Я у грани мечты...
Льется свет, точно мед.
Твои взоры бесстрастно-пусты,
Теплый ветер куда-то зовет...
Покатилась по небу звезда
И угасла вдали...
Я -- не буду любить никогда
Твои ласки мне душу сожгли.
<1910>
ОСЕНЬ
Лето сверкнуло последней зарницею
Глянули в парке печальные просини.
В душу ворвались могильными птицами
Мысли унылые призрачной осени.
Осень идет по лесам увядающим,
Жжет изумруды, сменяя их лалами;
В небе загадочном, точно страдающем,
С поздними зорями рдеет кораллами.
Скованы чувства цепями железными
В сумерки эти осенние, длинные...
Вихри несутся над черными безднами,
С кручей срывают жилища орлиные...
<1910>
МОЯ ПОЭЗИЯ
(Акростих)
Минутою -- душа истомлена.
Икар упал и не расторгнут плен.
Хаоса дар -- на сердце черный тлен,
А в небе мертвом -- бледная луна.
И я -- огнем предельным сожжена --
Любовница испытанных измен.
Убийца царь разрушил Карфаген.
Куда зовет безмолвно тишина?
У льдяных скал, у диких берегов,
Зиждителю Таинственных миров
Мечи победные звените, о, звените!
Их свет -- огонь -- багряная заря.
Над нами млеет, блеском янтаря,
Ущербный лик, восставленный в зените.
<1910>
ГРОМ
Свинцовые, с налетом молчаливым,
Они несли -- стоустые дожди.
И был восторг пред огненно-красивым
В моей груди.
Они пришли, и потемнели дали,
И над водою лег прозрачный дым.
И тишь была... И в ней благоухали
Цветы -- святым.
Сиянье грозное пылало в темном взоре,
Вдали сверкнула молния огнем,
И крылья черные вдруг дрогнули над морем:
Ударил гром.
<1910>
НАСТУПЛЕНИЕ НОЧИ
В небе -- хризантемы умирали,
Проносились птицы черной тенью,
На далеких скалах догорали
По-закатно солнечные звенья,
Над водою -- сонные туманы
Закрывали звезд печальных взгляды,
И лучи луны, как кровь багряной,
Плыли сквозь туманные преграды.
И, как тайного гашиша ароматы,
В воздухе носилося ночное.
Все бледнее зарево заката,
Ближе ночь, пьянящая весною...
А, сквозь дымку сребро-лунной ткани,
Мгла любви дрожала и манила,
Опустилась в радужном обмане,
Жемчугами воздух перевила...
Подымаясь вверх, луна бледнела
И погибшей сказки было жалко...
Песню ночи сладострастно пела
В камышах зеленая русалка.
<1911>
ТАЙНА ВЕЧНОСТИ
Три мудреца в далекий путь ушли,
Чтобы узнать, чем светятся огни,
У той скалы, где скрыты хрустали,
Где близок свет и бесконечны дни.
И долго шли в страну, где вечны сны,
Длинны, как ночь, извилины-пути,
И, наконец, в лучах седьмой весны
Пришли, нашли, отчаявшись найти.
Три мудреца стояли у скалы,
У злой скалы, где скрыты хрустали,
И тайну тайн, манившую из мглы,
Печальнее -- постигнуть не могли.
И был восход, и полдень, и закат,
И вновь восход... И так тянулись дни...
Свиреп был гром, и с неба падал град,
А все стояли скорбные они.
В часы весны, когда поля цвели,
В обратный путь, назад ушли они
От той скалы, где скрыты хрустали,
Ушли, не знав, чем светятся огни...
<1910>
НЕОБЪЯТНОСТЬ
На мраморном острове лилии спят утомленные,
И дремлют лазурные струи в безбрежность морскую влюбленные,
И травы, уснувшие в полночь, луною холодною пьяные,
Склонили цветы бледно-синие на стебли свои златотканые.
О, девственный северный ветер, упоенный воздушными танцами,
Посмотри, как бледнеет луна, как заря отливает багрянцами,
И волны шумят и бегут в бесконечность, горя сладострастием,
Облитые светом пурпурным, таинственным полные счастием...
ЗАКАТНЫЕ ТУМАНЫ
Игорю Северянину
Они -- живые. Они -- как девы,
Но я не верю их поцелуям.
Медвяной влагой плывут напевы:
Мы очаруем... Мы околдуем...
Ах, я не верю их ароматам.
Они красивы, но бессердечны;
Я верю скалам, тоской объятым,
Покрытым снегом, покровом вечным.
Как девы ночи, плывут туманы
Печальным флером над сонным морем.
Они -- как розы. Они -- как раны.
Их смех беззвучен и дышит горем.
Они как девы во мгле вечерней
Хоронят тайно любви потерю.
В них яд волшебный и шелест терний.
И я -- страдаю, но им не верю.
<1910>
ОБЪЯВЛЕНИЯ
Ах, как сладко читать объявления
В какой-нибудь столичной газете:
Лучшего средства для усыпления
Не найти на целом свете.
"Ежедневно свежие пирожные...
Большой выбор дешевых граммофонов..
Электричеством болезни накожные
Излечивает доктор Семенов.
Получена японская парфюмерия...
Замечательное средство даром...
В кинематографе необычайная феерия:
Похищение одалиски гусаром.
Молодая дама интересная...
На все за пять рублей готова...
Вдова из себя полновесная
Экономкой хочет быть у пожилого...
"Крем Реформ"... Голова опускается...
"Для мужчин"... Сладко ломит спину...
"Высылаю"... Веки смыкаются,
И глаза уже не видят -- "Угрина".
<1911>
ЭЛЕГИЯ
-- В воде погасли брызги янтаря,
И в тверди золотой
На западе туманная заря
Горела одноцветною косой.
Я знал, что завтра снова в облаках
Родится свет.
Зачем же душу мучил тайный страх,
И сердце не могло найти ответ?
Зажглися звезды. Месяц в небе стал
И разлилась печаль.
Багряный пламень стаял и пропал
И дымкою подернулася даль.
Ах, пронзена была душа моя
В вечерний час!
Все время в светлых звездах видел я
Огонь давно умерших милых глаз...
.............................................
Угасли звезды... Месяц доцветал...
Родился свет.
Я все мечтал, все о любви мечтал...
И сердце не могло найти ответ.
<1911>
ВЭРЛЕНУ
Сонет
Мой друг Вэрлен! Вы мэтр, я -- ученик,
Но оба мы любовники и братья
Того, чье имя -- лунное проклятье,
Чей странный пламень жег вас каждый миг.
И я, как вы, с мольбою сладкой ник
Пред розами старинного распятья
И сколько раз (не в силах сосчитать я)
Искал Мадонн под складками туник.
Меня еще безгрезье не сломило,
И я живу, а вы уже давно
Увенчаны бессмертьем и могилой.
Но думаю, что отдых вам приятен:
Как сладостно в Эдеме пить вино
Запретных взоров -- черных виноградин.
<1911>
МАЙСКАЯ БАЛЛАДА
Принцесса, больная скарлатиной,
Убежала вечером из спальной
И, склонясь над розовой куртиной,
Прислушивалась к музыке дальной.
Посинел золотистый вечер,
Но трещал еще кузнечик шустрый...
За дворцовыми окнами зажглись свечи
И хрустальные люстры.
И принцессе было странно,
Что болит у нее голова и горло...
Голубые крылья тумана
Наступающая ночь простерла.
И стояла над розовой куртиной
Принцесса, сама не зная,
Больна ли она скарлатиной
Или это шутка Мая.
<1911>
ПЕСЕНКИ
1. ПРИКАЗЧИЧЬЯ
Я иду себе, насвистывая,
Солнце льется на меня.
Вижу -- блузочка батистовая
Замечталась у плетня.
Не модистка и не горничная,
Гимназисточка скорей.
Лейся, лейся, пламя солнечное,
Пуще душу разогрей!
И плетень толкаю тросточкою,
И улыбка мне в ответ:
Миловидного подросточка я
Поцелую или нет?
<1912>
2. ДЕВИЧЬЯ
Рассвет закинул полымя
И в горницу мою.
Я с птицами да с пчелами
Ранехонько встаю.
Уж звезды утром всполоты,
Шумит вороний грай,
И скоро божье золото
Польется через край.
Зовет меня околицей
Чуть слышный голосок.
Иду -- и ноги колются
Босые о песок.
Ах, все забыть готова я
От сладостной тоски!
Кругом сады фруктовые
Роняют лепестки...
<1912>
* * *
Вы уронили веер. Я поднял.
Вы мне шепнули: "В среду, в пять..."
Ах, только четверг сегодня,
Целую неделю придется ждать.
Целую неделю, целую неделю...
Ну что же, мне сладостна эта боль!
Только зачем Вы платье надели
Такого цвета, как любит король...
<1912>
РОЗА И СИРЕНЬ
Прекрасна роза без сомненья,
Но лишь для тех, в ком страсти нет.
Увы, до первого влюбленья
Прекрасна роза, без сомненья,
Но в час любовного томленья
Милей сирени нежный цвет.
Прекрасна роза без сомненья,
Но лишь для тех в ком страсти нет.
КИЛИПОКОРОС
Вольное подражание А. Скалдину
Детям Латоны хвалу бедный поэт воссылая
В звучных стихах -- оные мне посвятил.
Я, смущенный зело, у него вопрошаю -- за что же?
Грязи великой по тротуаров Градопетровских
Шли медлительно мы. Ах, лавры клонятся не
Улиц этих среди. И тусклы огни изрядно.
Я помяну еще о саме с усами вирши,
Кои сплетали мы, впредь как к трамваю тащиться.
Вирши весьма плохи, -- исключая первые строки.
Мирно пиши, поэт, свою Страховую отчетность,
Вакса твоих сапог да смердит благовонной розой,
Я ж нашатырным спиртом травиться вовсе раздумал.
<Осень 1911>
* * *
У пахоты протяжный рев вола
Усталого, со взглядом оловянным.
Над лесом золотистым и багряным
Птиц к югу распростертая стрела.
Рука рабочая бессильно затекла
И стал покой мучительно-желанным,
Но маслом налитая деревянным,
Лампада тихая горит, светла.
Марии лик мерцающий и строгий
К окошку обращен. Все видит взор
Божественный, -- и желтые дороги,
И в поле дымно блещущий костер,
И на траве в одной из дальних просек
Пастушкою оставленный волосик.
<1912>
ОЗЕРО
У озера все ясно и светло.
Там нет ни тайн, ни сказок, ни загадок.
Прозрачный воздух -- радостен и сладок
И водное незыблемо стекло.
Во всем разлит торжественный порядок,
Струится мысль в спокойное русло.
Днем не тревожит дерзкое весло
Сияния в воде дрожащих радуг.
Но в час, когда петух поет зарю
И ветер движет аромат рассвета,
Я -- трепетом сомнения горю.
И верит мозг, что близится Комета,
Что все подвластно Черному Царю,
А озеро -- зияющая Лета.
<1912>
* * *
Еще с Адмиралтейскою иглой
Заря играет. Крашеные дамы
И юноши -- милы и не упрямы, --
Скользя в туман, зеленой дышат мглой.
Иду средь них, такой же, как они,
Развязен вид, и вовсе мне не дики
Нескромный галстук, красные гвоздики...
Приказываю глазу: "Подмигни".
Блестит вода за вычуром перил,
Вот -- старый сноб со мной заговорил.
"Увы, сеньор, -- моя специальность -- дамы!"
Отходит он, ворча: "Какой упрямый!"
Но что скажу при встрече с дамой я? --
"Сударыня, специальность не моя!"
* * *
Луна, как пенящийся кубок,
Среди летящих облаков.
Тоска томит не зло, не грубо,
Но легких не разбить оков.
Я пробовал -- забыть томленье,
Портьерою закрыв луну,
Но знаю, -- коль возьмусь за чтенье, --
Страницы не переверну.
Все помню: фонари на шторах...
Здесь -- рот, глаза, дрожанье плеч
(И разноцветных писем ворох,
Напоминающий, -- не сжечь!).
Вы где теперь -- в Крыму ли, в Ницце!
Вы далеки от зимних пург,
А мне... мне каждой ночью снится
Ночной, морозный Петербург.
ИЗ ОКНА
Запад в багровом тумане,
От заревого огня.
Рыжебородый крестьянин
В море купает коня.
Треплется черная грива,
Точно из стали -- узда.
В крепкие мышцы -- игриво
Пенная плещет вода.
Конь и хозяин достойны
Кисти и бронзы равно!
(Ветер прохладою хвойной
Дышит в мое окно...)
Вот уж оседлан и взнуздан
Топчется конь и храпит...
Скачут! Зеленая, грузно
Пена слетела с копыт.
Холодно. Руки озябли.
Запад одет в полутьму.
Окна закрою и капли
От малярии прийму.
В ВАГОНЕ
Снова вагонной тоски
Я не могу превозмочь.
В тусклом окне -- огоньки
Мчатся в весеннюю ночь.
Серых диванов сукно --
Трудно на нем засыпать!
То, что забыто давно,
Припоминаю опять.
Поезд бежит и бежит,
Гонит нечаянный сон.
Сердце мое дребезжит
Или разбитый вагон!
Боже! -- что будет со мной,
Скоро ль подымет заря
За занавеской цветной
Синий огонь фонаря.
* * *
Поблекшим золотом и гипсовою лепкой
Здесь разукрашен невысокий потолок.
Прилавок с пальмами, с Венерою-калекой,
И стонет граммофон у выщербленных ног.
Олеографии отличные на стенах, --
От дыма вечного они старинный вид
Приобрели. Из разноцветных кружек пена
Через края на мрамор столиков бежит.
Все посетители пивной сегодня в сборе:
Пальто гороховые, в клетку пиджаки.
Галдеж неистовый кругом, -- и в этом море
Я, за бутылкою, спасаюсь от тоски.
Здесь я не чувствую ее (непобедимой!)
Воображение туманно и пестро.
Не страшно мне среди бродяг, ругательств, дыма:
Ведь я не гость. Я свой. Я уличный Пьеро!
* * *
Ты томишься в стенах голубого Китая.
В разукрашенной хижине -- скучно одной.
В небесах прозвенит журавлиная стая,
Пролепечет бамбук, осиянный луной.
Тихо лютню возьмешь и простая, простая,
Как признанье, мольба потечет с тишиной...
Неискусный напев донесется ль на север
В розоватом сиянии майской луны!
Как же я, недоверчивый, -- сердцу поверил,
Что опущены взоры и щеки бледны,
Что в прозрачной руке перламутровый веер
Навевает с прохладою пестрые сны.
ШАРМАНЩИК
С шарманкою старинной
(А в клетке -- какаду)
В знакомый путь, недлинный,
Я больше не пойду.
Не крикну уж в трактире, --
Ну, сердце, веселись!
Что мне осталось в мире,
Коль ноги отнялись.
Хоть с койки не подняться
Больничной -- никогда,
А каждой ночью снятся
Бывалые года.
С утра ж -- другая лямка
Растит мою тоску:
Достанется шарманка
Жиду-покупщику.
Пойдет он весью тою,
Где прежде я певал,
Под чуждою рукою
Завсхлипывает вал.
* * *
Ужели никогда нас утро не застанет
В объятиях любви?..
Пушкин
Любимая, я вяну, истомлен
О днях былых безмерною тоскою.
Ты ныне страстью тешишься другою,
А я в тебя по-прежнему влюблен.
По-прежнему... Нет, опытом разлуки
Научен я любить тебя вдвойне.
И с каждым днем в сердечной глубине
Страсть множится и возрастают муки.
Любимая, я вяну... Лишь одна
Дает мне жизнь надежда золотая:
Забудусь я в вечерний час, мечтая,
И мне блеснет прошедшая весна!..
<1912>
* * *
Ветер колеблет колкий
Шляпы моей края.
Перелетают пчелки
В зелени у ручья.
Пыля, идут богомолки,
Хотел бы уйти и я, --
Туда, за дальние елки,
В синеющие края!..
Но как же книжные полки
И дом, и сад, и скамья?
Ах, снова в висках иголки
Задвигали острия...
<1912>
БРЕД
Я слышал топот множества коней.
Лязг стали, воинства глухие клики,
И этот шум все делался сильней.
Казалось мне, что призрак огнеликий
Безумия несется на меня;
А я лежал меж сохлой повилики
Измученный, бессилие кляня,
Пытаясь тщетно, вставши на колени
Произнести заклятие огня.
Но вдруг сколь сладкое преображенье
Произошло. -- Лязг, топот, и пожар
Растаяли туманом в отдаленьи,
И замолчало пение фанфар;
Прохладою целительной смененный,
Оставил грудь мою смертельный жар.
Я поднял взор и встретил взор влюбленный
Прелестной девы. Светлой тишиной
Все было полно, лишь прибой бессонный
Звучал вдали, блистая под луной.
<1912>
* * *
Облаков закатные разводы,
Сильно пахнет гретая смола.
Волжские слегка дробятся воды
Под ударами весла...
Ты моя, или уже чужая?
В этот миг ты думаешь о ком?
Я тебя печально провожаю,
Медленно машу платком.
Тройка ждет, сверкая бубенцами
И звеня. Все гуще синий мрак.
Белый между смуглыми гребцами
Тихо гаснет мой маяк.
<1912>
* * *
Давно угас блистательный Июль,
Уж на деревьях -- инея подвески.
Мои мечты колеблются, как тюль
Чуть голубой оконной занавески...
...Любовь прошла и разлучились мы,
К кому же я протягиваю руки?
Чего мне ждать от будущей зимы, --
Забвения или горчайшей муки.
Нет, я не ожидаю ничего...
Мне радостно, что нынче вечер ясный,
Что в сердце, где пустынно и мертво,
Родился звук печальный и прекрасный.
<1912>
КИНЕМАТОГРАФ
Воображению достойное жилище,
Живей Террайля, пламенней Дюма!
О, сколько в нем разнообразной пищи
Для сердца нежного, для трезвого ума.
Разбойники невинность угнетают.
День загорается. Нисходит тьма.
На воздух ослепительно взлетают
Шестиэтажные огромные дома.
Седой залив отребья скал полощет.
Мир с дирижабля -- пестрая канва.
Автомобили. Полисмэны. Тещи.
Роскошны тропики, Гренландия мертва...
Да, здесь, на светлом трепетном экране,
Где жизни блеск подобен острию,
Двадцатый век, твой детский лепет ранний
Я с гордостью и дрожью узнаю.
Мир изумительный все чувства мне прельщает,
По полотну несущийся пестро,
И слабость собственная сердца не смущает:
Я здесь не гость. Я свой. Я уличный Пьеро.
* * *
За трепещущей парусиной
Вижу сад. Луна над осиной
Выплывает. Все ветки голы.
Вид -- невеселый!
Поздней осени пантомима!
Тени цепью несутся мимо.
О, фантомы! Их ветер гонит,
Снег похоронит.
Зыбкий луч трепещет на лицах,
Красной слизи комки -- в петлицах,
На губах пустая забота,
Вкус креозота.
А луна не дышит в тумане,
Как в английском старом романе,
Где глядят с эстампов на меди
Лорды и леди.
* * *
Все злит меня, но более всего
Тоскливое бессилие мое.
О, если бы не думать ничего, --
Мгновенно унестись в небытие!
И хитрости не надо никакой
Для этого -- английский пистолет
Снять со стены спокойною рукой,
Забыв сияние прошедших лет.
Нет больше силы тешиться мечтой,
И скучных дум внимать постылый плеск,
Но страшен мне насечки золотой
Таинственный и безразличный блеск!
* * *
Всегдашней лихорадкой,
Притворною тоской,
Ребяческий и сладкий
Сменяется покой.
С утра -- привычный трепет
С расчетливостью пью.
Рука фигурки лепит
И учит бытию.
Владеет саблей турок
И музыкант смычком...
Среди моих фигурок
Не вспомню ни о ком.
Да! Сердце бьется скоро,
Искусно трепеща,
Отчетливы узоры
Фиглярского плаща.
Мелькают туфли, груди,
Прически, рукава --
Не мысли и не люди, --
Постылые слова.
ОСЕНЬЮ
Плывет рассветное сияние,
Шуршит увядшая трава,
И шепчет ветер увядания
Полузабытые слова.
Среди стволов сверкают просини,
Как вспышки синего огня,
Но ласков лик туманной осени,
Глядящей с неба на меня.
И верит сердце утомленное,
Что близок светлый, смертный час,
Когда горит душа влюбленная
В огне неумолимых глаз.
ВЕЧЕРОМ
Заката пламенные ризы
Печалью сна окроплены,
А на востоке в дымке сизой
Встает холодный серп луны.
Ручей журчит в саду старинном,
И шепчут листья в полусне,
Своим рассказом странно-длинным
Так сладко раня душу мне.
Чу! -- Трели песни соловьиной
Внезапно оживили сад,
И ветерок принес с куртины
Левкоя пряный аромат.
КИТАЙ
Она глядит с причудливых панно,
С прозрачных чашек, с вееров мишурных
Страна, где все прелестно и смешно,
Где столько радостей миниатюрных.
Вот светло-золотистый горизонт,
Вот лотос розовый колеблет глубь немая,
Вот китаяночка, раскрыв свой пестрый зонт,
Сидит, забавно ножки поджимая.
Косые глазки ввысь устремлены,
Следят за ласточкой над озером красивым.
А небеса -- сиренево бледны,
И лишь на западе заря скользит по ивам...
И чудится: "Забудься, помечтай..." --
Щебечет ласточка, и вяз шуршит верхушкой.
И в сумерках сияющий Китай
Мне кажется волшебною игрушкой.
* * *
Канарейка в некрашеной клетке,
Материнский портрет на стене.
По-весеннему голые ветки
Колыхаются в низком окне.
И чуть слышится гул ледохода...
...Я -- свободен от грусти смешной.
Кто сказал, что такая свобода
Достается нелегкой ценой!
* * *
Я вспомнил тот фонтан. Его фонтаном слез
Поэты в старину и девы называли.
Но мне почудилось благоуханье роз
И отблеск янтаря на легком покрывале.
Блистательная ночь. Восточная луна.
В серале пленница, черкешенка младая,
Откинув занавес, в унынье у окна
Следит, как водомет лепечет, ниспадая,
Лепечет и звенит о счастии тоски,
Которая, как ночь, блаженна и просторна,
И с розовой луны слетают голубки
Клевать холодные серебряные зерна.
26 АВГУСТА 1912 Г.
Празднуем в этот день славную мы годовщину.
Вновь Бородинских знамен шелест волнует сердца.
Видит растроганный взор воинств грозные массы,
Слышит ухо пальбу, звонкие клики побед.
Но сияньем иным я взволнован сегодня, --
Не победами лишь светел двенадцатый год:
Юный Пушкин в те дни, миру еще неведом,
Первые ласки муз в Царском Селе узнавал.
Верит сердце мое в грядущую славу отчизны!
Знаю, -- последний герой не скоро умрет на Руси,
Но, ответа страшась, судьбу вопросить не смею,
Пушкину равный поэт будет у нас когда.
<1912>
ВЕЧЕРОМ
Веет прохладой хвойной
В мое окно.
Сердце мое спокойно
Уже давно.
С нежностью погребаю
Любовный бред...
Лампы не зажигаю, --
Зачем мне свет?
Тихо плывут мгновенья,
Часы стучат.
Сладостно пить забвенья
Целебный яд.
Но почему мне грустно,
Печально мне?
Месяц, как незабудка,
Цветет в окне.
Странно на ручке кресла
Дрожит рука...
Или опять воскресла
Моя тоска?
<1912>
ПОКИНУТАЯ
На одиннадцати стрелка
В доме уж заснули все.
Только мысль моя, как белка,
Словно белка в колесе.
За окошком тусклый серпик
Сыплет бисер в синеву...
Все на свете сердце стерпит
Из-за встречи наяву.
Если только задремлю я, --
(Пусть себе часы стучат!)
Вновь увижу поцелуи,
Милый говор, милый взгляд...
Но прошли вы, встречи в сквере,
В ботаническом саду.
Больше другу не поверю,
Если скажет он: "Прийду"...
За окошком белый серпик
Красным сделался, как кровь.
Хороню глубоко в сердце
Обманувшую любовь.
<1913>
ДЕВУШКА
Вечерний свет плывет в окошко,
Мечтаешь ты над камельком,
А на полу играет кошка
С твоим оброненным клубком.
На платье -- брошенные спицы,
Вязанье скучного чулка...
Слегка дрожат швеи ресницы,
Как будто крылья мотылька.
Тебя страшит истомы голос,
Мятежной сладости прилив, --
Так по весне зеленый колос
Глядится в небо, боязлив...
...Пройдут года, истлеют грезы,
И ты, усталая, поймешь,
Какое счастье эти слезы,
Как драгоценна эта дрожь!
<1913>
* * *
Зеленый кустарник
Мне хлещет в лицо.
Меж веток -- янтарно
Заката кольцо.
Кольцо золотое
Меж туч и огня...
Томленье пустое,
Не мучай меня.
Ведь только и надо
Для тихой души:
Простая услада
Вечерней тиши;
Покой и прохлада,
Закат золотой.
Обширного сада
Орешник густой.
<1913>
ТАНЦОВЩИЦА
Разве плохо я танцевала,
Утомленно, как в забытьи,
Разве неумело держала
Я пунцовые розы свои?
Почему же не мне улыбки
И неистовые хлопки,
А другой, изломанно-гибкой,
Чьи руки слишком тонки;
Чей рот совсем не накрашен,
Но накрашенного красней.
Мне взор ее светлый страшен,
Я боюсь оставаться с ней.
Одевается ли в уборной,
Разговаривает ли со мной, --
Все я вижу, как кто-то черный
Стоит за ее спиной.
Это он помог ей сегодня
Быть воздушнее мотылька,
Это он так мгновенно поднял
Цветы -- не ее рука.
Кто под сердцем обиду носит,
Тот поймет ненависть мою.
После танцев она попросит
Дать воды, я стакан налью.
Знаю -- самая черная сила
Убежит молитвы святой.
И недаром я, значит, купила
Трехугольный флакон с кислотой.
<1913>
СТРАНСТВУЮЩАЯ ЛОТЕРЕЯ
Афиша самодельная пестро
Раскрашена: "Спешите поскорее
Испробовать судьбу на лотерее.
Посуда, накладное серебро
И всевозможная галантерея"...
Взлохмаченный цыган у колеса,
Без пиджака, в засаленном жилете,
Мошенничает в сером полусвете.
Жужжит "машина" гулко, как оса,
И, затаив дыханье, смотрят дети.
Не выиграл
Георгий Иванов. Стихи 1908 - 1914
