Владимир Скиф

                          Стихи 2010г.

НЕОТБОЛЕВШЕЕ

Свет родины, хлебá созревшие
Простёрлись вдоль моей души.
Осенние, остекленевшие
Молчат болота, камыши.

Берёзы голые, опавшие,
Среди сырых, пустынных дней,
Как девы, замерли над пашнями
В немой стыдливости своей.

Топчу былинок жухлых крошево,
Деревьев волглые листы.
Ищу себя, своё ли прошлое
Среди осенней немоты.

А за ручьём, за тихой рощицей,
Где я влюблялся молодым,
Ещё не выгорел, полощется
Моих печалей горький дым.

2010

В НИЗОВЬЯХ ЖИЗНИ

В низовьях жизни, в непроглядной мгле
Жил нищий старец на пустой земле.
Он ел коренья, воду неба пил
И мудрость сущей вечности скопил.

Он ход светил и гадов изучил,
В глухих пещерах жизнь свою влачил,
Порой смотрел на собственную тень,
Она из ночи убегала в день.

Она манила старца за собой
Туда, где высь и воздух голубой,
Чтоб он миры иные увидал
И мудрость сущей вечности ─ отдал.

Шуршал песок в космических часах,
Со смертью жизнь качались на весах.
Старик иное не хотел смотреть,
И тень вернулась, чтобы умереть.

Он тень поднял и на себя надел,
Со старцем вместе воздух холодел…
…А в небесах ребёнок пролетал,
Ребёнку старец ─ мудрость передал.

2010

ШУКШИН

Хлеб славы – и горек, и сладок.
Сельчане, ведь вы ─ не враги?!
Страдал он от ваших нападок,
Придирчивые земляки.

Здесь скрыто немало загадок…
Неужто ─ он был не любим?
Вот «срезали» Васю ─ и сладок
Был гонор ребяческий им.

А он разрывался душою
И думал: «Да что ж это вы?»
Стонал по ночам и межою
В поля уходил от молвы.

Под утро сидел на Пикете ─
Родной, не высокой горе,
В тиши и в немом полусвете,
Мечтал о вселенском добре.

Сидел среди цветиков синих,
Где солнце вставало большим,
Тревожная совесть России ─
Василий Макарыч Шукшин.

2010

РОЖДЕСТВО

Уходят беды, пораженья,
Немеют звуки и слова,
Когда сердечным утешеньем
Сияет образ Рождества.

Пространство гасит тьму глухую,
Пришли минуты торжества:
Весь православный мир ликует
В живом сиянье Рождества.

Плывёт державная трирема,
В ней мы ─ гребцы.
Нам сквозь года
Сияет чудо Вифлеема ─
Неугасимая звезда!

Восстань, народ ─
разбитый, смятый,
Читай молитвы и стихи.
Христос родился! Боже святый,
Прости нам тяжкие грехи!

2010

МИНОТАВРЫ

Мы ─ от Чукотки и до Нарвы ─
Москве сегодня не нужны.
Нас пожирают Минотавры ─
Завоеватели страны.

Победно зло гремит в литавры,
Вновь торжествует «Вечный жид».
И под копытом Минотавра
Русь, будто Герника, лежит.

2010

СТРЕЛА

То ль из памяти чьей-то усталой,
То ли из неземного угла,
Пробивая небесные дали,
Пролетела над Русью стрела.

Направления не потеряла,
Просвистела в ночной тишине
И сверкнула огнём, и застряла,
В монолитной Кремлёвской стене.

Но недолго сияние длилось
И недолго качалась стрела,
На два света стена развалилась
И врагов на тот свет унесла.

2010

ВОРОН

Сел на ветку Мирозданья ворон,
Триста лет ворочался, молчал…
И потом одно лишь слово:
«Кворум!» –
Чёрный ворон в темень прокричал.

Ржа съедала зубы тяжких борон,
Брошенных у века на юру.
Скрежетал железом старый ворон
И летел в бездонную дыру

Между тёмным небом и землёю,
Где костями Люцифер играл,
Краски мира присыпал золою,
Кворум чёрной силы собирал.

Силы зла, вы кворума достигли,
Вас качнуло в сторону земли…
Зубы, раскалённые, как тигли,
На куски Россию рассекли.

Помни, ворон! Знайте, инородцы,
Русь мою вогнавшие в пустырь:
Из кусков Россия соберётся,
Оживёт, как русский богатырь!

Жила с жилой свяжутся,
кость с костью
Соберутся, как Волошин пел.
Ворон, ты за нами не охоться,
Ты на кворум жизни не успел!

2010

СКАКУН

Мчал скакун по тернистой дороге,
Звёзды неба из скал высекал.
Синей тьмой покрывались отроги,
И в долину закат протекал.

Мчал скакун сумасшедший, как ветер,
В его взоре клубилась тоска,
Звал скакун из далёких столетий,
Из небесных полей ─ седока.

Но молчали селенья в долине,
В небесах леденела луна…
И сошлись на последней вершине
Свет заката и путь скакуна.

2010

МАРТОВСКОЕ СОЛНЦЕ

Мартовское солнце льдинки прожигало,
По дороге талой я бежал домой…
…Мама чёрной ниткой галстук обшивала,
Пионерский галстук ─ чёрною каймой.

Радио жужжало, будто некий зуммер,
Радио сказало: ─ Ты пришёл домой.
Знай, беспечный мальчик,
это Сталин умер,
Вот тебе твой галстук
с траурной каймой…

2010

ТАЛЛИН И СТАЛИН

Таким бы дерзким не был Таллин,
Когда б ему, сказав: «К ноге!»,
Своё внушенье сделал Сталин
На крепком русском языке.

Солдатской бронзы этот Таллин
Не стал бы трогать никогда,
Когда б сказал товарищ Сталин:
─ Подать Эстонию сюда!

Наверняка сказал бы грозно:
─ Побаловáлись и шабаш!
Победа наша, наша бронза,
И Таллин тоже будет наш.

2010

КУМАЧ

                                                    Иннокентию Чулкину

Пал человек с изодранным плечом
На дно земли или в земной провал,
Но оказалось ─ это был подвал,
Заваленный забытым кумачом.

И человек во времени ─ пропал,
Он бинтовал плечо своё, крича,
А после долго ─ без просыпу ─ спал
На круглых, красных волнах кумача,

Во сне ему привиделась война,
Заныла болью в раненом плече.
А в это время лопнула страна,
И проступила кровь на кумаче.

В углу зажглась премудрая свеча
И подвернулась острая игла,
Сел человек в подвале у стола,
И стал знамёна шить из кумача.

Он шил почти во тьме, но темноты,
Как не было: был свет свечи таков.
Его кормили мыши и кроты,
И нить свивала пара пауков.

А время длилось. Изошла свеча.
И притупилась острая игла.
И кончились запасы кумача.
И подкосились ножки у стола.

Знамёна вынес человек на свет,
А наверху ему сказали: ─ Сэр!
Вы опоздали, здесь России нет,
Тем более страны ─ СССР…

2010

ПУТНИК

Кровавое небо стояло над русской землёю,
Останки сгоревшей Отчизны дымились под ним.
Объятый печалью, посыпанный чёрной золою,
Брёл путник усталый, Господнею верой храним.

В зияющих безднах кричали последние птицы.
Как мёртвой водой, пустотой наполнялась страна.
И не было лиц ─ мимо жизни летящие лица
Горели огнём, их сжигал на лету сатана.

Кричащие камни, молчащие рыбы и гады
Цеплялись за землю, но в бездну кренилась земля.
И к путнику руки и души тянулись из ада,
Царапая небо, безумно крича и скуля.

Брёл путник усталый, творящий благие молитвы,
Крестом осенив убиенных и небо, и твердь.
Затих апокалипсис, сникли последние битвы,
Застыла тоска, и навек убаюкалась смерть.

А путник ─ в щепоть ─ собирал распростёртые души,
Шептал: возродитесь! Целительно, долго шептал.
И тот, кто хотел, тот Господнего путника слушал,
И душу спасая, Россию и плоть обретал.

2010

НЕБО

Угрюмое небо.
Былинки. Кусты.
Пустынная длань бездорожья.
И стойкий бессмертник среди пустоты.
И нет ни креста, ни остожья.

Библейское небо.
Простор. Глубина,
Где нет повседневного быта.
Небесная сфера без прочного дна
Для глаз и молитвы открыта.

Высокое небо, твоя высота
До всякой души досягает…
Зовёт высота и она не пуста:
С бессмертьем тебя сопрягает.

Бездонное небо, где чёрное ночь
Сознанье твоё забирает,
И взять тебя в звёздные дали не прочь,
Когда твоё сердце сгорает.

2010

ТРОЙКА

По пыльной дороге несётся телега,
Безумством похожа на нашу судьбу…
Так русская тройка под дулом абрека
Летит, расшибая веков городьбу.

Ах, русская тройка, ты что охренела?
Куда ты несёшься по голой земле?
Ведь кони ослепли, душа почернела
И русская песня убилась во мгле.

2010

НА ОТКРЫТИИ ПАМЯТНИКА
ПОГИБШИМ В СИБИРИ ЯПОНЦАМ

Берег моря раскалило солнце.
Было жарко. Цепенел Байкал.
Памятник расстрелянным японцам
Открывали у байкальских скал.

День в истоме, будто с ног валился,
В прошлое спешили корабли.
Скульптор ждал японцев и молился.
Наконец, японцев привезли.

Ах, былое, ты, неужто, было,
Где страна валилась на страну?!
Даже время нынче подзабыло
Ту японско-русскую войну.

Вышли из автобуса японцы,
Встали скобкой у печальных плит
И склонили головы, а солнце
Жгло огнём гранитный монолит.

Скульптору японка пожилая
Говорила, стоя средь живых:
─ Умереть я не могла, не зная
Где в земле остался мой жених?

От былого никуда не деться,
Долго превращалась я в скалу…
У меня из сердца, наконец-то,
Вынули вы острую иглу.

По Байкалу, будто волны, звонко
Расходились ─ памяти круги.
К постаменту ─ старая японка
Положила русские жарки.

2010

РУССКИЕ ДЕРЕВНИ

Катился смерч, Россию опростав,
От ратоборцев, не доставших сил.
На небе дымный грохотал состав
И в рай ─ погибших русских увозил.

И съехались деревни на совет
Одыбавши от слёз и от дождей,
И говорили: ─ Помутился свет,
И надо как-то выручать людей.

Наверно, надо распахнуть поля,
Как будто крылья Родины большой,
Чтоб задышала русская земля
И ожила былинною душой.

И начали деревни хлопотать,
Будить народ, заснувший во хмелю,
Зерно в живые борозды метать
И вырывать осот и коноплю.

Деревья выбирались из тоски,
Подсолнухи рыжели на глазах,
И забывали водку мужики,
И забивали место в тракторах.

В подглазьях женщин тёмные круги,
Как стая туч, исчезли навсегда.
И стали в землю уходить враги,
И вместе с ними кончилась беда.

И разливался несказанный свет,
И слухи разлетались вдоль земли,
Как съехались деревни на совет
И Родину Великую спасли.

2010

ПОДКОВА

И залетела в небеса подкова,
И оказалась у Господних врат…
─ Ну, что ж, на счастье! ─
Бог промолвил слово, ─
Пусть на земле блаженствует мой брат.

Господь на землю положил подкову
Среди деревьев и суровых скал.
Как молния, сверкнуло Божье Слово,
И заискрился, зашумел Байкал.

2010

СОЮЗ СПАСАТЕЛЕЙ РОССИИ

          При вступлении в должность председателя правления Иркутского отделения Союза писателей России,
         я оформлял необходимые казённые документы.
         В Федеральной налоговой службе мне выдали бумагу, где было написано «Союз спасателей России».

Меня читатели спросили:
─ Вы кто в делах
большой страны?
И я ответил, что в России
Мы оказались не нужны.

Среди опальных наших буден
Вдруг оказалось, что уже
Не нужен Бондарев, Распутин,
И все, кто пишет о душе,

О горькой Родине, о поле,
Что потонуло в конопле,
О русской доле, русской школе,
Где пол-России ─ на «игле».

Живётся Родине сурово,
И в схватке Духа и свинца
Мы ─ русское живое Слово ─
Несём в разбитые сердца.

Читатель верит в нашу силу,
Да и чиновники подчас:
«Союз спасателей России»
По статусу назвали нас.

И как бы ни был
хлеб наш труден
Мы не намерены бросать
Своих читателей! Мы будем ─
Белов, Зиновьев и Распутин,
Куняев, Струкова, Личутин
И все, кто пишет в зонах буден ─
Страну и нацию спасать!

2010

НА ВСТРЕЧЕ С ВЛАСТЬЮ

                                       Александру Муравьёву

На встрече с властью,
где народ мой скорбный,
Стоял униженный, полуживой,
Один художник горестно исторгнул:
«Мы ─ инвалиды Третьей Мировой!»

Властители гремели в упоенье
Своей гордыней, властью над толпой,
Не слыша, как нашёптывали тени:
«Мы ─ инвалиды Третьей Мировой».

Зал мёртвым был,
он, молча, власти слушал,
Он был российской точкой болевой,
Где, кажется, кричали сами души:
«Мы ─ инвалиды Третьей Мировой!»

Как улыбалась Городская Дума!
Как губернатор в «Форд» садился свой!
Он, отъезжая, про народ подумал:
«Вы ─ инвалиды Третьей Мировой…»

Зал опустел. Струилась кровь заката.
А рядом время плакало вдовой,
И в небе длань простёрлась,
как расплата,
За инвалидов Третьей Мировой.

2010