Денис Коротаев

 

      Сборник стихов

              (часть 4)


Ни хрена себе - демократия !


* * *

Я - заказанный город.
Я - живая могила.
Я был утром распорот
Полутонной тротила.

Я - старинный и спальный,
Я - панельный, кирпичный, -
Уничтожен морально
И взрывчаткой напичкан.

Прежде звонок и светел,
Прежде тверже корунда,
Я был поднят на ветер
И размазан по грунту.

В этой огненной каше
От подвала до крыши,
Стал я смерти не краше
И сарая не выше,

И, хватаясь за воздух,
Я упал в одночасье,
Недовитые гнезда
Разрывая на части.

Им везения чуть бы -
Век бы жили богато,
А сегодня их судьбы
Ворошит экскаватор,

И по братским могилам
Развезут самосвалы
То, что временем было,
Да историей стало.

Но не старится рана,
И мутится мой разум,
И смеется с экрана
Тот, кому я заказан...


* * *

Горючее в норме.
Закрылки на месте.
Готовность к полету.
Взлетаем, ГРУЗ ДВЕСТИ.

Разгон до отрыва.
Привет, поднебесье!
Прощайся с землею!
Прощайся, ГРУЗ ДВЕСТИ,

С землей, где сироты
Былого Союза
Питают надежду
Не стать этим грузом.

Но если подумать -
С какой это стати
Питать человеку
Надежду не стать им,

Когда рассыпает
Судьба, как монисто
Грошовую щедрость -
Не ДВЕСТИ, так ТРИСТА.

Но чем уж лишиться
Руки ли, ноги ли,
Куда как приятнее -
Таять в могиле.

Ни крови, ни крика,
Ни рвоты, ни мести.
Гуманно донельзя.
Не так ли, ГРУЗ ДВЕСТИ?

Отступит обида.
Забудется боль же.
А вам говорили:
"На месяц, не больше..."

Сказали - успели.
Хмельная планета
За давностью срока
Забудет и это.

Снижение. Шасси.
Ну, вот и на месте...
Все точно по плану.
На выход, ГРУЗ ДВЕСТИ!

Вы честно служили
Монаршим забавам.
С приездом, ребята!
И - пухом земля вам!..


* * *

              Здравствуй, племя молодое...
                                                Пушкин

Последнего века привычный итог -
Хоругви, знамена, арены.
И яро вещает лукавый пророк,
И бьется в падучей блаженный.

А я, сторонясь суеты площадной,
Шепчу до невидимой дрожи:
"Эх, племя! Как будто, мы крови одной,
Но что же мы так непохожи?!"

Уколом свободы расширив зрачки,
О новой России прокрякав,
Эх, племя, твои племенные бычки
Все больше похожи на хряков!

Ну что же ты медлишь? Иди же, иди,
Покуда открыта дорога.
Эх, племя, стоять у тебя на пути -
Что пробовать хватку бульдога.

Иди же, иди, не горюя о том.
Легко ли тебе в безвременье?
Эх, племя, Бог весть, что ты скажешь потом
Своей неизведанной смене...


* * *

Уменьшив небо до размера малой форточки,
Пустые семечки с утра до ночи лузгая,
Страна сидела по-тюремному на корточках
И заводила спохмела блатную музыку.

Страна металась между свастикой и мистикой,
Страна стенала, упиваясь горькой повестью.
И все казалось, что вот-вот уже амнистия,
И все казалось - на свободу с чистой совестью.

Страна баландой по-барачному обедала
И ненавидящих ее смиренно славила,
А сколько воли не видать, так это ведала
Одна кукушка, да и та, поди, лукавила...


* * *

Не сидите по домам, добры люди!
Нынче - выборы, а там - будь что будет.

Налетайте там и тут, не зевайте,
Выбирайте свой хомут, выбирайте!

Налипают на глаза, будто тени,
Списки, блоки, голоса, бюллетени.

Хуже страха, дурака и саркомы -
Кандидаты, округа, избиркомы...

Сколько жить нам в кутерьме - год ли, сто ли?
Лучше ум в тюрьме, чем дуб - на престоле.

Горе льется через край - на дорожку...
Лучше ад всерьез, чем рай - понарошку.

Все решится в свой черед, а пока-то -
Лучше Бог-судья, чем черт - адвокатом.

Но сочится сквозь врата преисподней:
"Не сегодня, господа, не сегодня..."


* * *

Ни хрена себе - демократия!
От распятия - до распития,
И соитие - не проклятие,
И война теперь - не событие...

Выйдешь вечером, примешь чарочку,
Да подумаешь об изяществе,
И галопчиком да под арочку,
Выгнав парочку хоронящихся.

А по улице ходят граждане -
Потребители, избиратели,
И зови ты их, всех и каждого,
Не по имени, так по матери;

И маши себе пестрым знаменем,
То ли купленным, то ли краденным...
Эй, родимые! Вы куда меня?..
Ни хрена себе - демократия!


Б Л И З Н Е Ц Ы

Низкое небо зарей окровавлено,
Мертвое, словно витраж.
Всхлип
хат,
жизнью оставленных,
Скрип
врат,
слизью заржавленных,
Сельский убогий пейзаж.

Птицы поют над пустым раздорожием,
Радуясь юной весне.
Чуть опершись на забор перекошенный,
Пьяный босяк, самогоном стреноженный,
Спит, улыбаясь во сне.

Спит, и в его голове затуманенной
Кружится радостный сон:
Где-то вдали, в красоте Белокаменной,
Ходит, не ведая нищенских чаяний,
Кто-то такой же, как он.

Вот он спустился к машине прилизанной,
Буркнул шоферу "Вперед!"...
Игры в судьбу - утешенье непризнанных.
Вечером ждет его раут для избранных.
Он непременно придет.

Все как в мираже - палаты просторные,
Блики возвышенных чувств,
Блеск
глаз,
счастья исполненных,
Плеск
фраз,
льющихся волнами
Из ослепительных уст.

Сытые лица и светские новости
Спутались в приторный ком...
Десять минут - и герой этой повести,
Наговорившись о чести и совести,
Тихо уснет за столом;

Тихо уснет - и в мозгу задурманенном
Дикий закружится сон:
Где-то вдали от красот Белокаменной
Спит под заборот босяк неприкаянный,
Точно такой же, как он.

Все как в мираже - плетень опрокинутый,
Стоны усталых ракит,
Пуст
дол,
роком отринутый,
Грусть
сел,
Богом покинутых,
Голос Эола хранит.

В матовой ряби весенние лужицы,
Небо с востока - в крови,
Черные птицы над пустошью кружатся...
Разом пробудятся, схвачены ужасом,
Он и его визави.

Низкое небо огнями расцветится,
Тени развеет весна,
И никогда в толчее лихолетицы
Ни на земле, ни на небе не встретятся
Дети
кошмарного
сна...


* * *

Нити сотен дорог замыкаются в круг,
Купол неба дождями исколот...
Я устал от твоих ритуальных услуг,
Мой любимый и проклятый город.

Я устал от привычных твоих похорон
И прощаний без мысли о встрече,
От увядших вождей, от сожженных знамен
И покоя от сечи до сечи.

Я устал проклинать, словеса не любя,
Воздавая и нашим, и вашим,
И унылую жизнь пропускать сквозь себя,
Как больничную манную кашу.

Я устал в сотый раз путать песню и стон
И, шагая тропой поколенья,
Отмечать годовщину твоих похорон,
Словно дату второго рожденья...


* * *

Мой город - мертв, но внешне - как живой.
Мой город - труп, но этого не знает.
Который год меня он привечает
Гримасою бездумной и пустой.

Который год меня вгоняет в пот
Недвижный взгляд его холодных окон.
Мой город так похож на спящий кокон,
Но ЧТО там - знают те, кто в нем живет.

А город пахнет пивом и свинцом,
И вера в превращение напрасна.
Мой город - мертв, и жизнь уже не властна
Преобразить застывшее лицо.

Еще запляшет зарево реклам,
Унылая кайма иллюминаций,
И мышцы улиц будут сокращаться,
Когда пропустят ток по проводам,

Но зеркало, прижатое к губам,
Хранит все то же траурное ведро.
Мой город - мертв, а мы сидим у одра,
Не веря ни ему, ни докторам...


ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ

Июль далек. Июнь юлил,
Не балуя лучом.
Из края в край шагал дебил
И думал ни о чем.

Его манил лихой вояж
В Париж или Лондон.
Его прельщал такой пейзаж -
Биг Бен, Пит Пен и он...

Он был бы рад объехать мир -
Степенно, не спеша.
Да не отпустит бригадир,
И денег - ни гроша.

Господь внимал его речам,
Щадя чужой каприз,
И русый волос по ночам
Трепал гавайский бриз.

Но сеял дождь и ветер выл,
И, вяло матерясь,
"Так жить нельзя", - бубнил дебил,
Вымешивая грязь.

Далекий лес едва рябил,
Внизу чернел овраг.
"Так жить нельзя", - сказал дебил,
Сказал - и сделал шаг.

Страну потряс такой финал,
И, слышим на Руси,
"Так жить нельзя", - Боннэр стенал,
Косясь на Би-Би-Си.

И снова, музою забыт,
Без меры и конца
"Так жить нельзя", - строчил пиит
На трупе жеребца.

На трон залез вчерашний паж,
Другим оставив стон.
"Так жить нельзя", - смекнул торгаш
И съехал за кордон.

Куда ни кинь, один конец -
Не смерть, так остракизм.
"Так жить нельзя", - изрек мудрец
И - впал в алкоголизм.

Мутился ум и тлела плоть,
Когда, набравшись сил,
"Так жить нельзя", - вздохнул Господь,
И ангел вострубил.

Финал бы не был столь уныл,
Когда б не помнить, как
"Так жить нельзя", - решил дебил
И шмякнулся в овраг...


* * *

В этом городе, прежде тесовом,
В этом городе, прежде каменном,
Век я маялся над вопросами,
Словно город был мне экзаменом.

В этом городе, прежде ласковом,
В этом городе, прежде искренном,
Был я отпрыском, стал я пасынком,
Был я радостным, стал я выспренным.

В этом городе, пиво-вобленном,
Где хотя бы раз пили-ели вы,
По углам стоят то ли гоблины,
То ли чудища церетелевы.

В этом городе, кровью клеенном,
В этом городе, сталью штопанном,
Нареченное населением
Забутикано да зашопано.

В этом городе глупо каяться,
Да и хвастаться - не глупее ли
Перед теми, кто развлекается
Панихидами с юбилеями?

В этом городе, снобом хаянном,
В этом городе, злобой вспоротом,
И живем-то мы неприкаянно
С этим городом, с этим городом...


* * *

А Вас не прогоняли через строй,
В котором с обреченностью вселенской -
И женщина с протянутой рукой,
И юноша, убитый на Чеченской?..

А Вы, Вы не смотрели им в глаза,
В которых вместо отсвета и взгляда -
Сожженная бессилием слеза
Стоит, как поминальная лампада?..

А Вы, ускорив шаг, наверняка
Смотрели вдаль подчеркнуто невинно,
Но то, что не сорвалось с языка,
Шпицрутенами падало на спину.

А ночью, нарушая Ваш покой,
Являлись с обреченностью вселенской
И юноша, убитый на Чеченской,
И женщина с протянутой рукой...

А Вас не прогоняли через строй?.. 


        Диалоги с зеркалом


Т А Н Г О

Тебя не греет, человече,
Вече.
Ты не напишешь про свободу
Оду.
Зато, быть может, скажешь знати -
"Нате",
И удалишься в монастырь
Или куда-нибудь еще.
Тебе дороже сила слова
Злого
И нерастраченного света
Вето,
А что до славы и фурора-
Ора,
То плюнь на них через плечо!


Ты не поил идущих рядом
Ядом,
Не торопил под обелиски
Близких
И не раздаривал гримасы
Массам,
Которым было не понять
Причину счастья твоего.
Ты просто жил, меняя сферы
Веры,
И возводя в разряд искусства
Чуство,
А если было нестерпимо
Грустно -
Пел это старое танго!


Ты исходил в мечтах планету
Эту
Не наяву, так хоть по Интер-
Нету.
Но красоты по ИнтерНету
Нету,
И ты вернулся по весне
К березам, детям и делам.
Ты уступил героям Босха
"Оскар",
Простил богатым и жеманным
Канны,
А что до прочей рукотворной
Манны -
К чему тебе весь этот хлам?


Тебе дарить рожденным в страхе
Ахи
И вызывать через эпохи
Охи,
Смеяться с плахи там, где шутки
Плохи,
И путать лавровый венок
И обесцветившийся нимб.
Тебе - дойти почти до края
Рая,
Играя, жить и умереть,
Играя,
Всех ненавидящих тебя
Карая
Одним лишь именем своим!..


Я И МОЙ КЛОН

А знаешь, мой клон, мы похожи не боле,
Чем два волоска этой дурочки Долли,

Чем два миража в опостылевшей дали,
Чем два гаража в непрестижном квартале.

А знаешь, мой клон, сколь бы ты ни пытался,
Ты клоном родился и клоном остался.

И пусть соглядатаи гнутся в поклоне -
Ты клоном глядишься и мыслишь по-клоньи.

Ты там же и так же ступаешь и дышишь,
Но ТАК обо мне никогда не напишешь.

Не будем лукавить - ты знаешь отлично,
Что гаечный ключ не похож на скрипичный.

Нелепо - стремиться, наивно - пытаться...
Меня хоть зачали когда-то с приятцей.

Тебя же по-скорому вбрызнули шприцем.
Подумаешь тоже - нашел, чем гордиться.

И пусть без любви тебя вывели в люди -
Что знаешь ты, друже, об этом-то чуде?

Но мне ли предаться риторике грозной?
Я, знаешь ли, тоже по образу создан

В искусственном мире, где все мы немного -
Послушные клоны единого Бога.

Кто знает - что хуже? Кто видит - что криво?
Обнимемся, друже, и - двинем по пиву!..


* * *

Послушай, историк,
Вершитель судеб,
Не слишком ли горек
Твой плесневый хлеб?

Ты меришь эпохи,
Пронзаешь века,
Но тягостны вздохи
И смерть далека,

А вечность - тем паче...
Послушай, чудак -
Все было иначе,
Все будет не так.

Ты вспыльчив и стоек,
И споришь без сна.
Послушай, историк,
А как же весна? -

То время, когда мы,
Роняя престиж,
Капризны, как дамы,
Глупы, как они ж,

И им же в угоду
Беспечно крушим
Дворцовые своды
И своды души,

Сметаем редуты,
Не видим цепей...
Учел ли весну ты
В модели своей?

Забыл ли ее ты,
По эрам скользя,
От правды на йоту?
Но так же нельзя!

Да где был бы сам ты,
Когда б не она?
Закрой фолианты,
Купи, брат, вина,

Беги что есть мочи
Меж этих аллей
Туда, где пророчит
Весну соловей.

Беги одиноко
Тропою, где ты
Дарил той далекой
Слова и цветы.

Беги же, скорее ж,
Не поздно догнать,
Еще ты успеешь...
А впрочем - как знать?..


* * *

На вокзале, уставшем от гула бесчисленных ног,
Я увидел того, кто до боли похож на меня.
Он смеялся и пел, я его не заметить не мог.
Он смеялся и пел, неуместной бравадой маня.

Он сказал мне: "Послушай, сегодня я - словно шальной.
Мне открылась небесная мудрость в объеме ста грамм.
Если хочешь - пойдем постигать эту мудрость со мной.
Я тебе, как учитель, остатки ее передам."

Я ответил: "Постой, кто б ты ни был - я все же не раб.
Если мерить вином - для меня ты избыточно мудр.
Но, коль скоро твердишь, что безудержно честен и храбр,
Может, лучше пойдем слушать музыку утренних сутр."

Он заметил с улыбкой: "Ты знаешь, я сам был таким,
Я не верил, что мир - это круг бесконечных дорог,
Я не мыслил, что стану хотя бы на йоту другим,
И, как видишь, остался в итоге совсем одинок."

На вокзале, оглохшем от топота стоп и копыт,
Я увидел того, кто уже никуда не спешил.
Я спросил его: "Что за дела? Ты же был знаменит!"
Он нагнулся ко мне и шепнул: "Значит, мало грешил..."


* * *

- А кто там летает? Послушай, послушай!
- Бездомные души, бездомные души...

- А кто там ступает стопами земными?
- Слепые тела, что оставлены ими...

- А скоро ли будет их новая встреча?
- Далече, мой ангел, далече, далече...


* * *

- Все смешалось, и в этой каше
Наши души - уже не наши...

- Да, но чьи же они, но чьи же?
Я хозяев иных не вижу.

Отдаваться другим нельзя им,
Да и нужен ли им хозяин?

- Ну а как же грехи, соблазны,
Если души грешить согласны?

- Все равно эта мысль нелепа!
Кто придумал, что души слепы?

В неизбывной мечте о Боге
Им не надо иной подмоги...
---------------------------------------
Мы не сами порою спорим -
Мы бунтующим душам вторим...


* * *

- Ну что же ты медлишь?
Я жду над тобой полчаса.
Жизнь - отсвет комет лишь,
Пролившийся на небеса.

Готовься к полету.
Осталось всего ничего.
- Но кто ты? Но кто ты?
Не вижу лица твоего!

- Не видишь? Еще бы!
Оно открывается тем,
Кто крышкою гроба
Укрыт от убогих проблем,

Кто смертное ложе
Стремит в небеса, что копье...
- И все же, и все же...
Откроешь ли имя твое?

- Не спрашивай имя.
Его тебе знать не дано.
Словами другими
Меня назовут все равно -

Любовь и Надежда,
Усталость, Разлука и Тишь...
Ну где ты? Ну где ж ты?
Ты все же со мною летишь?

- Лечу ли? Не знаю...
Еще я пути не избыл
До самого края,
До мрака забытых могил.

Еще я не верю,
Что вновь не увижу зарю,
И эту потерю
Едва ли душе подарю.

- Подаришь, подаришь...
Ты мал, чтобы спорить со мной.
И пусть я - вода лишь,
Я - сок этой плоти земной,

Я правлю в гареме
Того, что и вне, и внутри...
- Да кто ж ты?
- Я - время...
Не веришь? Ну что же... Смотри!...


* * *

                                 ...скоро ль истиной народа
                                    станет истина моя?!
                                                       О.Мандельштам

Нити морщин - колеи на утоптанном лбу.
Высохший нос, так похожий на стесанный камень...
Кто ты теперь, и в каком утешаешься храме,
Спятивший путник, сто раз нарушавший табу?

Взгляд твоих глаз ускользает, как стаявший снег.
Стук твоих стоп бередит времена и пространства.
Десять веков ты не знаешь в судьбе постоянства.
Кто ты теперь, и кто ныне твой Бог, имярек?

Ты - и злодей, и герой, и обманутый фат,
Хмурый седой ростовщик и романтик беспечный...
В цепи имен и событий, опутавшей вечность,
Кто ты теперь - мой далекий единственный брат?..


* * *

                     Я один... и разбитое зеркало
                                               С.Есенин

Он входит в дом бесшумно, словно ночь,
Садится не спеша у изголовья,
Устало дышит, смотрит исподлобья
И ждет... А мне давно молчать невмочь.

Скажи мне, мой угрюмый визави,
Неужто в этой жизни мне осталась
Лишь ненависть как следствие любви,
Умноженной на горечь и усталость?

Неужто я навеки обречен
Искать грозу в мистерии рассвета?
Но он молчит, а я не жду ответа,
Вопросами иными увлечен.

Он входит в дом бесшумно, словно смерть.
Но он - не смерть, он - призрак новой жизни.
В его глазах - огонь великой тризны
И дальних дней ликующая медь...