Даниил Андреев

      Предгория

  Стихотворный цикл
       1933-1940

Когда ещё помедлил раз
На выжженном, сухом откосе я,
Внизу прохладно-тёплый час
Уже встречала Феодосия.

И ток воздушный и густой
Огни туманил над окраинами -
Неисчислимых дней настой
С их приключеньями и тайнами.

Секунда - где-то взвыл джаз-банд,
И хлынули в воображение
Преданья бурь и контрабанд,
Фелук полночное скольжение.

Понятен стал мне слитный гул
Далёких скрипок, смеха, говора;
Сощурясь на меня взглянул
Сам дикий дух ночного города;

Он вниз и вниз сводил меня,
Таясь за тёмными оградами,
Прикидываясь и маня
Гитарным звоном под аркадами.

В кафе, на улицах, в порту
Я вслушивался в ночь лукавую,
В наречий жёстких остроту,
В жизнь многострастную и правую.

Минуты мчались прочь и прочь,
Свистя, как взмахи ястребиные,
Чтоб ядом терпким эта ночь
Во мне жила, неистребимая;

Чтоб рвать размеренный удел,
Спеша за встречами нежданными...
И вот восток залиловел
За рвано-пыльными платанами.

И свежим бризом говоря
О вольных днях, мне уготованных,
Поющей девушкой заря
Взошла меж парков очарованных.

Часы, часы ласкать глазами
Один и тот же скудный холм,
Ловить наитья и сказанья
В приливе дней, в прибое волн,

И говорить с людьми о том лишь,
Что в море - шторм, что в море - штиль,
О тех закатах, что запомнишь,
Как несравненнейшую быль[1]...

Ведь всё равно, в час тени смертной
Ты пожалеешь только их -
Вот эти камни, эти ветры,
И волн нерукотворный стих,

Да медленный залив, что дремлет,
Качаясь в золотом ковше[2], -
Всю бедную, родную землю,
Чужбину, милую душе.

Запах мимозы: песчаные почвы,
Скудость смиренномудрой земли,
За белой оградой - терпкие почки[3],
Море - и дорога в пыли.

Запах цветка нежнее, чем лира,
Глубже небес, - и в нём -
Вечное детство нашего мира,
Вечного утра тихий псалом.

Быть может, ни краски, ни благовонья,
Ни стих, ни музыка, ни облака
Не говорят о потустороннем
Правдивей, чем вздох цветка.

Утро за утром - всё лучезарней,
Прозрачнее
дней полёт:
Южное солнце в красный кустарник
Брагу осени льёт.

Под ярко-ржавыми листьями дуба
Горной тропой взойди.
Станут от ветра солёными губы,
Светлый покой в груди.

Крылья лёгкой жары вдоль нагорий
Беглый бриз разметал;
Стынет внизу безграничное море,
Как голубой металл...

Станешь ли здесь шептать укоризны
За скорбь догоревших лет?
Благословенное счастье жизни!
Воздух!
Тепло!
Свет!

Чтоб лететь к невозможной отчизне,
Чтобы ветер мечты не стих,
У руля многопарусной жизни
Я поставил тебя, мой стих.

Чтобы сердце стало свободным,
В час молитв - подобным свече,
Знаменосцем - в бранные годы,
Трубадуром - в лунном луче.

Правь же, стих мой! Ветер солёный,
Не стихай у мирных лагун,
Мчи корабль над ревущим лоном
Сквозь грозу, и шторм, и бурун.

А когда в невольном тумане
Бросишь горестный якорь ты -
Лишь о новом молись урагане,
Вечно юном гонце Мечты.

1933-1940

[1] В АС вариант:
Навек, как сказочную быль.

[2] В АС вариант:
Лазурью в золотом ковше.

[3] Существует редакция этого стихотворения без 2-й строфы, с
вариантом 3-й строки:
На красном кустарнике - терпкие почки.