Главная
 
Библиотека поэзии СнегирёваВторник, 19.03.2024, 11:04



Приветствую Вас Гость | RSS
Главная
Авторы

 

Зинаида Гиппиус

 

  Стихи разных лет

 

КАК ОН

Георгию Адамовичу

Преодолеть без утешенья,
Все пережить и все принять.
И в сердце даже на забвенье
Надежды тайной не питать,-

Но быть, как этот купол синий,
Как он, высокий и простой,
Склоняться любящей пустыней
Над нераскаянной землей.

 

ZEPP'LIN III

Еще мы здесь, в юдоли дольней...
Как странен звон воздушных струн!
То серо-блещущий летун
Жужжит над старой колокольней.

Его туманные винты,
Как две медузы, дымноструйны.
И мнится — вот он, юный, буйный,
Заденет древние кресты.

Но взмыл,— и режет облак пыльный
Своим сверкающим ребром.
И пар небес, под острием,
Растаял, нежный и бессильный.

Дрожит волнистая черта,
На нем и в нем все что-то дышит...
И ласково его колышет,
Смиряясь, злая пустота.

Нет, мы не здесь, в юдоли дольней,
Мы с ним, летим, к завесе туч!
И серый луч скользит, колюч,

 

АЛМАЗ

Д. В. Философову

Вечер был ясный, предвесенний, холодный,
зеленая небесная высота - тиха.
И был тот вечер - Господу неугодный,
была годовщина нашего невольного греха.

В этот вечер, будто стеклянный - звонкий,
на воспоминание и боль мы осуждены.
И глянул из-за угла месяц тонкий
нам в глаза с нехорошей, с левой стороны.

В этот вечер, в этот вечер веселый,
смеялся месяц, узкий, как золотая нить.
Люди вынесли гроб, белый, тяжелый,
и на дроги с усилием старались положить.

Мы думали о том, что есть у нас брат - Иуда,
что предал он на грех, на кровь - не нас...
Но не страшен нам вечер; мы ждем чуда,

 

СЛОЖНОСТИ

К простоте возвращаться - зачем?
Зачем - я знаю, положим.
Но дано возвращаться не всем.
Такие, как я, не можем.

Сквозь колючий кустарник иду,
Он цепок, мне не пробиться...
Но пускай упаду,
До второй простоты не дойду,
Назад - нельзя возвратиться.

 

В ГОСТИНОЙ

Серая комната. Речи не спешные,
Даже не страшные, даже не грешные.
Не умиленные, не оскорбленные,
Мертвые люди, собой утомленные...
Я им подражаю. Никого не люблю.

 

* * *

Господи, дай увидеть!
Молюсь я в часы ночные.
Дай мне еще увидеть
Родную мою Россию.

Как Симеону увидеть
Дал Ты, Господь, Мессию,
Дай мне, дай увидеть
Родную мою Россию.

 

ВСЕ КРУГОМ

Страшное, грубое, липкое, грязное,
Жестко тупое, всегда безобразное,
Медленно рвущее, мелко нечестное,
Скользкое, стыдное, низкое, тесное,
Явно довольное, тайно блудливое,
Плоско смешное и тошно трусливое,
Вязко, болотно и тонно застойное,
Рабское, хамское, гнойное, черное.
Изредко серое, в сером упорное,
Вечно лежачее, дьявольски косное,
Глубпое, сохлое, сонное, злостное,
Трупно холодное, жалко ничтожное,
Непереносное, ложное, ложное!
Но жалом не нодо; что радости в плаче?

 

ИГРА

Совсем не плох и спуск с горы:
Кто бури знал, тот мудрость ценит.
Лишь одного мне жаль: игры...
Ее и мудрость не заменит.

Игра загадочней всего
И бескорыстнее на свете.
Она всегда - ни для чего,
Как ни над чем смеются дети.

Котенок возится с клубком,
Играет море в постоянство...
И всякий ведал - за рулем -
Игру бездумную с пространством.

Играет с рифмами поэт,
И пена - по краям бокала...
А здесь, на спуске, разве след -
След от игры остался малый.

 

ЧАСЫ СТОЯТ

Часы остановились. Движенья больше нет.
Стоит, не разгораясь, за окнами рассвет.

На скатерти холодной наубранный прибор,
Как саван белый, складки свисают на ковер.

И в лампе не мерцает блестящая дуга...
Я слушаю молчанье, как слушают врага.

Ничто не изменилось, ничто не отошло;
Но вдруг отяжелело, само в себе вросло.

Ничто не изменилось, с тех пор как умер звук.
Но точно где-то властно сомкнули тайный круг.

И все, чем мы за краткость, за легкость дорожим,-
Вдруг сделалось бессмертным, и вечным - и чужим.

Застыло, каменея, как тело мертвеца...
Стремленье - но без воли. Конец - но без конца.

И вечности безглазой беззвучен строй и лад.
Остановилось время. Часы, часы стоят!

 

ПЫЛЬ

Моя душа во власти страха
И горькой жалости земной.
Напрасно я бегу от праха -
Я всюду с ним, и он со мной.

Мне в очи смотрит ночь нагая,
Унылая, как темный день.
Лишь тучи, низко набегая,
Дают ей мертвенную тень.

И ветер, встав на миг единый,
Дождем дохнул - и в миг исчез.
Волокна серой паутины
Плывут и тянутся с небес.

Ползут, как дни земных событий,
Однообразны и мутны.
Но сеть из этих легких нитей
Тяжеле смертной пелены.

И в прахе душном, в дыме пыльном,
К последней гибели спеша,
Напрасно в ужасе бессильном
Оковы жизни рвет душа.

А капли тонкие по крыше
Едва стучат, как в робком сне.
Молю вас, капли, тише, тише...
О, тише плачьте обо мне!

 

* * *

Главное, мне понравилось, что небо такое просторное и
ничем не загромождено. Если б крыса там бегала, ей некуда
было бы спрятаться, и я бы ее непременно поймал. А здесь
выдумали эти амбары да норы... Хорошо тоже, что пустынно.
И небо, хотя видело мое поражение, осталось серьезным
и не очень меня осуждало, так что я перестал стыдиться,
и оно мне еще больше понравилось. Я взглянул на рубашку.
Она порвалась на рукаве и казалась очень тусклой перед небом.
Я полежал еще, потом бодро встал, оправился и опять
взглянул наверх. Ну не поймал крысу, ну изорвал рубашку,
а вот зато у меня теперь есть небо. Оно видело все -
и ничего, осталось как было. Это хорошо, что
оно теперь у меня есть.

 

ДОВОЛЬНО

С. П. К-ву

Мы долго ей, царице самозванной,
Курили фимиам.
Еще струится дым благоуханный,
Еще мерцает храм.

Но крылья острые Времен пронзили,
Разбили тайну тьмы.
Мы поняли, прозрев, кому служили,—
И содрогнулись мы.

Сладка была нам воля Самозванки,
Пред нею сладко пасть...
Мы не царице отдали — служанке
Бессмысленную власть.

Довольно! С опозоренного трона
Столкнем ее во прах.
Дрожи, закройся складками хитона,
Лежи на ступенях.

Лежи, смирись — и будешь между нами,
Мы не отгоним прочь.
Лежи на ступенях, служи при храме,
Но храма не порочь.

Ты все равно не перейдешь отныне
Заветную черту.
Мы, сильные, свергаем власть рабыни,
Свергаем — Красоту.

 

ДОМА

Зеленые, лиловые,
Серебряные, алые...
Друзья мои суровые,
Цветы мои усталые...

Вы - дни мои напрасные,
Часы мои несмелые,
О, желтые и красные,
Лиловые и белые!

Затихшие и черные,
Склоненные и ждущие...
Жестокие, покорные,
Молчаньем Смерть зовущие...-

Зовут, неумолимые,
И зов их все победнее...
Цветы мои, цветы мои,
Друзья мои последние!

 

ДРУГОЙ ХРИСТИАНИН

Никто меня не поймет -
и не должен никто понять.
Мне душу страдание жжет,
И радость мешает страдать.

Тяжелые слезы свечей
и шелест чуть слышных слов...
В сияньи лампадных лучей
поникшие стебли цветов,

рассвет несветлого дня,-
все - тайны последней залог...
И, тайну мою храня,
один я иду за порог.

Со мною меч - мой оплот,
я крепко держу рукоять...
Никто меня не поймет - .
и не должен никто понять.

 

ЖЕНСКОЕ 'НЕТУ'

Где гниет седеющая ива,
где был и ныне высох ручеек,
девочка, на краю обрыва,
плачет, свивая венок.

Девочка, кто тебя обидел?
скажи мне: и я, как ты, одинок.
(Втайне я девочку ненавидел,
не понимал, зачем ей венок.)

Она испугалась, что я увидел,
прошептала странный ответ:
меня Сотворивший меня обидел,
я плачу оттого, что меня нет.

Плачу, венок мои жалкий сплетая,
и не тепел мне солнца свет.
Зачем ты подходишь ко мне, зная,
что меня не будет — и теперь нет?

Я подумал: это святая
или безумная. Спасти, спасти!
Ту, что плачет, венок сплетая,
взять, полюбить и с собой увести...

— О, зачем ты меня тревожишь?
мне твоего не дано пути.
Ты для меня ничего не можешь:
того, кого нет,— нельзя спасти.

Ты душу за меня положишь,—
а я останусь венок свои вить.
Ну скажи, что же ты можешь?
это Бог не дал мне — быть.

Не подходи к обрыву, к краю...
Хочешь убить меня; хочешь любить?
я ни смерти, ни любви не понимаю,
дай мне венок мой, плача, вить.

Зачем я плачу — тоже не знаю...
высох — но он был, ручеек...
Не подходи к страшному краю:
мое бытие — плача, вить венок.

 

ЖУРАВЛИ

Ал. Меньшову

Там теперь над проталиной вешнею
Громко кричат грачи,
И лаской полны нездешнею
Робкой весны лучи...

Протянулись сквозистые нити...
Точно вестники тайных событий
С неба на землю сошли.
Какою мерою печаль измерить?
О дай мне, о дай мне верить
В правду моей земли!

Там под ризою льдяной, кроткою
Слышно дыханье рек.
Там теперь под березкой четкою
Слабее талый снег...

Не туда ль, по тверди глубинной,
Не туда ль, вереницею длинной,
Летят, стеня, журавли?
Какою мерою порыв измерить?
О дай мне, о дай мне верить
В счастье моей земли!

И я слышу, как лед разбивается,
Властно поет поток,
На ожившей земле распускается
Солнечно-алый цветок...

Напророчили вещие птицы:
Отмерцали ночные зарницы,—
Солнце встает вдали...
Какою мерою любовь измерить?
О дай мне, о дай мне верить
В силу моей земли!

 

КОРОСТЕЛЬ

А. К.

'Горяча моя постель...
Думка белая измята...
Где-то плачет коростель,
Ночь дневная пахнет мятой.

Утомленная луна
Закатилась за сирени...
Кто-то бродит у окна,
Чьи-то жалобные тени.

Не меня - ее, ее
Любит он! Но не ревную,
Счастье ведаю мое
И, страдая,- торжествую.

Шорох, шепот я ловлю...
Обнял он ее, голубит...
Я одна - но я люблю!
Он - лишь думает, что любит.

Нет любви для двух сердец.
Там, где двое,- разрушенье.
Где начало - там конец.
Где слова - там отреченье.

Посветлеет дым ночной,
Встанет солнце над сиренью,
Он уйдет к любви иной...
Было тенью - будет тенью...

Горяча моя постель,
Светел дух мой окрыленный...
Плачет нежный коростель,
Одинокий и влюбленный'.

 

КРУГИ

Я помню: мы вдвоем сидели на скамейке.
Пред нами был покинутый источник
и тихая зелень.
Я говорил о Боге, о созерцании и жизни...
И, чтоб понятней было моему ребенку,
я легкие круги чертил на песке.
И год минул. И нежная, как мать, печаль
меня на ту скамейку привела.
Вот покинутый источник,
та же тихая зелень,
те же мысли о Боге, о жизни.
Только нет безвинно умерших, невоскресших слов,
и нет дождем смытых,
землей скрытых,
моих ясных, легких кругов.

 

КРЫЛАТОЕ

И. А. Бунину

В дыму зеленом ивы...
Камелии — бледны.
Нежданно торопливы
Шаги чужой весны.
Томленье, воскресанье
Фиалковых полей.
И бедное дыханье
Зацветших миндалей.
По зорям — все краснее
Долинная река,
Воздушной Пиренеи,
Червонней облака.
И, средь небес горящих,
Как золото, желты —
Людей, в зарю летящих,
Певучие кресты.

 

МГНОВЕНИЕ

Сквозь окно светится небо высокое,
Вечернее небо, тихое, ясное.
Плачет от счастия сердце мое одинокое,
Радо оно, что небо такое прекрасное.

Горит тихий, предночный свет,
От света исходит радость моя.
И в мире теперь никого нет.
В мире только Бог, небо и я.

 

НОЧЬЮ

Ночные знаю странные прозрения:
Когда иду навстречу тишине,
Когда люблю ее прикосновения,
И сила яркая растет во мне.

Колдует ли душа моя иль молится,—
Не ведаю; но радостна мне весть...
Я чую, время пополам расколется,
И будущее будет тем, что есть.

Все чаянья,— все дали и сближения,—
В один великий круг заключены.
Как ветер огненный,— мои хотения,
Как ветер, беспреградны и властны.

И вижу я,— на ком-то загораются
Сияньем новым белые венцы...
Над временем, во мне, соприкасаются
Начала и концы.

 

ОНИ

Звенят, поют, проходят мимо,
Их не постичь, их не догнать,
Во мглу скользят неуловимо -
И возвращаются опять...

Игра и дымность в их привете,
Отсветы мыслей, тени слов...
Они - таинственные дети
Еще несознанных миров.

Не жизнь они - но жажда жизни,
Не звуки - только дрожь струны.
Своей мерцающей отчизне
Они, крылатые, верны.

А я, разумный и безвластный,
Заворожить их не могу,
Остановить их лет неясный,
Зажечь на этом берегу.

Я только слышу - вьются, вьются,
Беззвонный трепет я ловлю.
Играют, плачут и смеются,
А я, безвластный,- их люблю.

 

ПЕРЕБОИ

Если сердце вдруг останавливается...-
на душе беспокойно и весело...
Точно сердце с кем-то уславливается...-
а жизнь свой лик занавесила...
Но вдруг -
Нет свершенья, новый круг,
Сердце тронуло порог,
Перешло - и вновь толчок,
И стучит, стучит, спеша,
И опять болит душа,
И опять над ней закон
Чисел, сроков и времен,
Кровь бежит, темно звеня,
Нету ночи, нету дня,
Трепет, ропот, торопь, стук,
И вдруг -
Сердце опять останавливается...-
Вижу я очи Твои, Безмерная,
под взором Твоим душа расплавливается...-
о, не уходи, моя Единая и Верная,
овитая радостями тающими,
радостями, знающими
Все.

 

ПЕТУХИ

П. С. С.

Ты пойми,- мы ни там, ни тут.
Дело наше такое,- бездомное.
Петухи поют, поют...
Но лицо небес еще темное.

На деревья гляди,- на верхи.
Не колеблет их близость рассветная...
Все поют, поют петухи,-
Но земля молчит, неответная...

 

СЫЗНОВА

Хотим мы созидать — и разрушать.
Все сызнова начнем, сначала.
Удеели погибать и воскресать
Душа упрямая устала?

Все сызнова начнем; остановись,
Жужжащая уныло прялка,
Нить, перетлевшая давно,— порвись!
Мне в прошлом ничего не жалко.

А если не порвешься — рассечем.
Мой гнев, удар мой, непорочен.
Разделим наше бытие мечом:
Клинок мерцающий отточен...

 

У ПОРОГА

На сердце непонятная тревога,
Предчувствий непонятных бред.
Гляжу вперед — и так темна дорога,
Что, может быть, совсем дороги нет.

Но словом прикоснуться не умею
К живущему во мне — и в тишине.
Я даже чувствовать его не смею:
Оно как сон. Оно как сон во сне.

О, непонятная моя тревога!
Она томительней день ото дня.
И знаю: скорбь, что ныне у порога,
Вся эта скорбь — не только для меня!

 

УЗЕЛ

Сожму я в узел нить
Меж сердцем и сознаньем.
Хочу разъединить
Себя с моим страданьем.

И будет кровь не течь -
Ползти, сквозь узел, глухо.
И будет сердца речь
Невнятною для духа.

Пусть, теплое, стучит
И бьется, спотыкаясь.
Свободный дух молчит,
Молчит, не откликаясь.

Храню его полет
От всех путей страданья.
Он дан мне - для высот
И счастья созерцанья.

Узлом себя делю,
Преградой размыкаю.
И если полюблю -
Про это не узнаю.

Покой и тишь во мне.
Я волей круг мой сузил.
. . . . . . .
Но плачу я во сне,
Когда слабеет узел...
 

Произведения

Статьи

друзья сайта

разное

статистика

Поиск


Snegirev Corp © 2024