* * *
Мы из каменных глыб создаем города,
Любим ясные мысли и точные числа,
И душе неприятно и странно, когда
Тянет ветер унылую песню без смысла.
Или море шумит. Ни надежда, ни страсть,
Все, что дорого нам, в них не сыщет ответа.
Если ты человек -- отрицай эту власть,
Подчини этот хор вдохновенью поэта.
И пора бы понять, что поэт не Орфей,
На пустом побережьи вздыхавший о тени,
А во фраке, с хлыстом, укротитель зверей
На залитой искусственным светом арене.
1922
* * *
Пожалейте меня, сир!
Я давно позабыл мир,
Я скитаюсь двенадцать лет,
У меня ничего нет!
"Для того чтоб таких жалеть
У меня хороша плеть.
У меня молоток-гвоздь
Прямо в кость, дорогой гость".
1922
* * *
Мы живем на круглой или плоской
Маленькой планете. Пьем. Едим.
И, затягиваясь папироской,
Иногда на небо поглядим.
Поглядим, и вдруг похолодеет
Сердце неизвестно отчего.
Из пространства синего повеет
Холодом и счастием в него.
Хочешь что-то вспомнить -- нету мочи,
Тянешься -- не достает рука...
Лишь ныряют в синих волнах ночи,
Как большие чайки, облака.
1922
РОЗА
Я в мире этом
Цвету и вяну,
Вечерним светом
Я скоро стану.
Дохну приветом
Полям и водам,
Прохладным летом,
Пчелиным медом.
И ты, прохожий,
Звался поэтом,
А будешь тоже
Вечерним светом.
Над тихим садом
Под ветром юга
Мы будем рядом,
Забыв друг друга.
1922
* * *
Ужели все мечтать? Ужели все надеяться?
И только для того,
Чтобы закрыть глаза и по ветру развеяться,
Не помня ничего.
И некому сказать, как это называется...
Еще шумит гроза,
Еще сияет день, но сами закрываются
Усталые глаза.
<1923>
* * *
Прорезываются почки
(Как сыро в беседке),
Развертываются листочки
На оттаявшей ветке.
Во все закоулки сада
Тепло проникает,
И прошлогодняя падаль
Догнивать начинает.
Сладко нам в лучах серебристых,
Да и некуда деться...
Ничего, что сгнием так быстро,
Только б согреться.
1923
РАЗГОВОР
Грустно? Отчего Вам грустно,
Сердце бедное мое?
Оттого ли, что сегодня
Солнца нет и дождик льет?
Страшно? Отчего Вам страшно,
Бедная моя душа?
Оттого ли, что приходит
Осень, листьями шурша? '.
-- Нет, погода как погода,
Но, наверно, веселей
Биться в смокинге банкира,
Чем скучать в груди твоей.
-- Нет, но завтра, как сегодня,
И сегодня, как вчера,
Лучше б я была душою
Танцовщицы в Op ra!
-- Так нетрудно, так несложно
Нашу вылечить тоску --
Так нетрудно в черный кофе
Всыпать дозу мышьяку.
-- Я Вам очень благодарен
За практический совет.
Я не меньше Вас скучаю
Целых двадцать восемь лет.
1925
* * *
Это качается сосна
И убаюкивает слух.
Это последняя весна
Рассеивает первый пух.
Я жил и стало грустно мне
Вдруг, неизвестно отчего.
Мне стало страшно в тишине
Биенье сердца моего.
1923
* * *
Закрыта жарко печка,
Какой пустынный дом!
Под абажуром свечка,
Окошко подо льдом.
Я выдумал все это
И сам боюсь теперь.
Их нету. Нету. Нету.
Не верь. Не верь. Не верь.
Под старою сосною,
Где слабый звездный свет,
Не знаю: двое, трое
Или их вовсе нет.
В оцепененьи ночи
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
И вытекшие очи
Глядят в окрестный мрак.
На иней, иней, иней
-- Или их вовсе нет --
На синий, синий, синий
Младенческий рассвет.
<Март> 1923
* * *
Мне грустно такими ночами,
Когда ни светло, ни темно,
И звезды косыми лучами
Внимательно смотрят в окно.
Глядят миллионные хоры
На мир, на меня, на кровать.
Напрасно задергивать шторы,
Не стоит глаза закрывать.
Глядят они в самое сердце,
Где усталость, и страх, и тоска.
И бьется несчастное сердце,
Как муха в сетях паука.
Когда же я стану поэтом
Настолько, чтоб все презирать,
Настолько, чтоб в холоде этом
Бесчувственным светом играть?
Март 1923
* * *
Как осужденные, потерянные души
Припоминают мир среди холодной тьмы,
Блаженней с каждым днем и с каждым часом глуше
Наш чудный Петербург припоминаем мы.
Быть может, города другие и прекрасны...
Но что они для нас! Нам не забыть, увы,
Как были счастливы, как были мы несчастны
В туманном городе на берегу Невы.
Май 1924
* * *
Если все, для чего мы росли
И скучали, и плакали оба,
Будет кончено горстью земли
О поверхность соснового гроба,
Если новая жизнь, о душа,
Открывается в черной могиле,
Как должна быть она хороша,
Чтобы мы о земной позабыли.
<1924>
* * *
Все тот же мир. Но скука входит
В пустое сердце, как игла,
Не потому, что жизнь проходит,
А потому, что жизнь прошла.
И хочется сказать -- мир чуждый,
Исчезни с глаз моих скорей --
"Не искушай меня без нужды
Возвратом нежности твоей!"
<1924>
* * *
Мы только гости на пиру чужом,
Мы говорим: былому нет возврата.
Вздыхаем, улыбаемся и лжем,
"Глядя на луч пурпурного заката".
Былое... Та же скука и вино
Под тем же заревом банально-красным.
Какое счастье в нем погребено?
Зачем сердцам рисуется оно
Таким торжественным, печальным и прекрасным?
<1925>
* * *
Еще мы говорим о славе, о искусстве
И ждем то лета, то зимы.
Сердцебиению бессмысленных предчувствий
Еще готовы верить мы.
Так, кончить с жизнию расчеты собираясь,
Игрок, лишившийся всего,
Последний золотой бросает, притворяясь,
Что горы денег у него.
<1925>
* * *
Забудут и отчаянье и нежность,
Забудут и блаженство и измену, --
Все скроет равнодушная небрежность
Других людей, пришедших нам на смену.
Жасмин в цвету. Забытая могила...
Сухой венок на ветре будет биться,
И небеса сиять: все это было,
И это никогда не повторится!
<1925>
* * *
Сияет ночь, и парус голубеет,
И плещет море, жалобно шурша,
И, как в руках любовника, слабеет
Возлюбленная грустная душа.
Увы, она отлично знает цену
Его мольбам и счастью своему.
И все-таки -- которую измену --
Который раз она простит ему
За эти звездно-синие шелка,
За этот шепот страсти и печали
Ложь, за которую во все века
Поэты и влюбленные прощали.
<1926>
* * *
Я не хочу быть куклой восковой,
Добычей плесени, червей и тленья,
Я не хочу могильною травой
Из мрака пробиваться сквозь каменья.
Над белым кладбищем сирень цветет,
Над белым кладбищем заря застыла,
И я не вздрогну, если скажут: "Вот
Георгия Иванова могила..."
И если ты -- о нет, я не хочу --
Придешь сюда, ты принесешь мне розы,
Ты будешь плакать -- я не отличу
От ветра и дождя слова и слезы.
<1926>
* * *
На старых могилах растут полевые цветы,
На нищих могилах стоят, покосившись, кресты,
И некому больше здесь горькие слезы ронять,
И бедной Жизель надмогильной плиты не поднять.
-- Мой милый, мой милый, о, как это было давно,
Сиял ресторан, и во льду зеленело вино,
И волны шумели всю ночь, и всю ночь напролет
Влюбленное сердце баюкал веселый фокстрот.
<1926>
* * *
Скажи, мой друг, скажи
(Не надо лжи),
Скажи мне правду
Хоть раз один.
-- Сказать я не могу,
Я все равно солгу --
Так приказал мне
Мой Господин.
Скажи, мой друг, скажи
(Не надо лжи),
Открой мне правду
О Нем хоть раз.
-- О, если б я открыл,
Тебя бы ослепил
Блеск синих крыл
И черных глаз...
Декабрь 1926
* * *
Серебряный кораблик
На красных парусах
Качается, качается,
Качается в волнах.
Ютится у горы
Игрушечная гавань
Из камешков и раковин,
Из дерева и коры.
И голубой осколок
Бутылочного стекла --
Звезда взошла, звезда взошла,
Гляди -- звезда взошла!
Ну что, как тебе нравится?
Вот так, повыше, стань:
Направо от нас Нормандия,
Налево от нас Бретань.
* * *
Угрозы ни к чему. Слезами не помочь.
Тревожный день погас, и наступила ночь.
Последний слабый луч, торжественно и бледно
Сиявший миг назад, -- уже исчез бесследно.
Ночь -- значит, надо спать. Кто знает -- в смутном сне,
Быть может, жизнь моя опять приснится мне.
И, сердце мертвое на миг заставив биться,
Наш первый поцелуй блаженно повторится.
<1927?>
* * *
Это только бессмысленный рай,
Только песен растерянный лад --
Задыхайся, душа, и сгорай,
Как закатные розы горят.
Задыхайся от нежных утрат
И сгорай от блаженных обид --
Это только сияющий ад,
Золотые сады Гесперид.
Это -- над ледяною водой,
Это -- сквозь холодеющий мрак
Синей розой, печальной звездой
Погибающим светит маяк.
<1930?>
* * *
В погожий день, вдоль сада проходя,
Юристик испугался вдруг дождя
И говорит: -- Хоть нет сейчас дождя,
Но может он пойти немного погодя,
Давайте же, друзья, я лучше пережду
Вот этот дождик в том саду.
Ницца 1930
РАЗРОЗНЕННЫЕ СТРОФЫ
(1930)
1
И нет и да. Блестит звезда.
Сто тысяч лет -- все тот же свет.
Блестит звезда. Идут года,
Идут века, а счастья нет...
В печальном мире тишина,
В печальном мире, сквозь эфир,
Сквозь вечный лед, летит весна
С букетом роз -- в печальный мир!
2
...Облетают белила, тускнеют румяна,
Догорает заря, отступают моря --
Опускайся на самое дно океана
Бесполезною, черною розой горя!
Все равно слишком поздно. Всегда слишком рано.
"Догорели огни, облетели цветы" --
Опускайся на дно мирового тумана,
В непроглядную ночь мировой пустоты.
3
Бессонница, которая нас мучит,
Бессонница, похожая на сон.
Бессмыслица, которая нас учит,
Что есть один закон -- ее закон.
На бледном мареве абракадабры,
В мерцаньи фосфорического дна,
Больные рыбы раздувают жабры...
4
Черные ветки, шум океана,
Звезды такие, что больно смотреть,
Все это значит -- поздно иль рано
Надо и нам умереть...
5
Райской музыкой, грустной весной,
Тишиной ты встаешь надо мной.
Твой торжественный шаг узнаю,
Вижу черную славу твою,
Узнаю твой блаженный полет,
Стосаженный, сквозь розы и лед!..
6
В совершенной пустоте,
В абсолютной черноте --
Так же веет ветер свежий,
Так же дышат розы те же...
Те же, да не те.
* * *
Мир торжественный и томный --
Вот и твой последний час.
Догорай, пожар огромный,
Догорай без нас.
Мы уходим в вечность, в млечность
Звезд, сиявших зря,
Нас уводит в бесконечность
Черно-желтая заря.
И потерянный, бездомный
Не оглянется назад.
-- Догорай, пожар огромный!
И не дрогнет факел темный,
Освещая ад.
<1931>
* * *
Гаснет мир. Сияет вечер.
Паруса. Шумят леса.
Человеческие речи,
Ангельские голоса.
Человеческое горе,
Ангельское торжество...
Только звезды. Только море.
Только. Больше ничего.
Без числа, сияют свечи.
Слаще мгла. Колокола.
Черным бархатом на плечи
Вечность звездная легла.
Тише... Это жизнь уходит,
Все любя и все губя.
Слышишь? Это ночь уводит
В вечность звездную тебя.
<1931>
* * *
Я люблю эти снежные горы
На краю мировой пустоты.
Я люблю эти синие взоры,
Где, как свет, отражаешься ты.
Но в бессмысленной этой отчизне
Я понять ничего не могу.
Только призраки молят о жизни;
Только розы цветут на снегу,
Только линия вьется кривая,
Торжествуя над снежно-прямой,
И шумит чепуха мировая,
Ударяясь в гранит мировой.
<1932?>
* * *
Обледенелые миры
Пронизывает боль тупая...
Известны правила игры.
Живи, от них не отступая:
Направо -- тьма, налево -- свет,
Над ними время и пространство
Расчисленное постоянство...
А дальше?
Музыка и бред.
Дохнула бездна голубая,
Меж "тем" и "этим" -- рвется связь,
И обреченный, погибая,
Летит, орбиту огибая,
В метафизическую грязь.
<1932?>
ЯМБЫ
I
Как туча, стала Иудея
И отвернулась от Христа...
Надменно кривятся уста,
И души стынут, холодея
Нет ясной цели. Пустота.
А там -- над Римом -- сумрак млечный
Ни жизнь ни смерть. Ни свет ни тьма.
Как музыка или чума
Торжественно-бесчеловечный...
II
Все до конца переменилось,
Все ново для прозревших глаз.
Одним поэтам -- в сотый раз --
Приснится то, что вечно снилось,
Но в мире новые законы,
И боги жертвы не хотят.
Напрасно в пустоту летят
Орфея жалобные стоны --
Их остановят электроны
И снова в душу возвратят
<1933?>
* * *
Час от часу. Год от году.
Про Россию, про свободу,
Про последнего царя.
Как в него прицеливали, --
Как его расстреливали.
Зря. Все зря.
Помолиться? Что ж молиться.
Только время длится, длится
Да горит заря.
Как ребята баловали,
Как штыком прикалывали --
Зря. Все зря.
<1933?>
Георгий Иванов. Стихи 1922 - 1933
