Главная
 
Библиотека поэзии СнегирёваПятница, 29.03.2024, 02:31



Приветствую Вас Гость | RSS
Главная
Авторы

 

София Парнок

 

Стихотворения, не вошедшие в сборники

               (1913-1924)

 * * *

Безветрием удвоен жар,
И душен цвет и запах всякий.
Под синим пузырем шальвар
Бредут лимонные чувяки.

На солнце хны рыжеет кровь,
Как ржавчина, в косичке мелкой,
И до виска тугая бровь
Доведена багровой стрелкой.

Здесь парус, завсегдатай бурь,
Как будто никогда и не был, -
В окаменелую лазурь
Уперлось каменное небо,

И неким символом тоски-
Иссушен солнцем и состарен -
На прибережные пески
В молитве стелется татарин.

1916

 

* * *

Валерию Брюсову

Какой неистовый покойник!
Как часто ваш пустеет гроб.
В тоскливом ужасе поклонник
Глядит на островерхий лоб.

Я слышу запах подземелий,
Лопат могильных жуткий стук, -
Вот вы вошли. Как на дуэли,
Застегнут наглухо сюртук.

Я слышу - смерть стоит у двери,
Я слышу - призвук в звоне чаш...
Кого вы ищете, Сальери?
Кто среди юных Моцарт ваш?..

Как бы предавшись суесловью,
Люблю на вас навесть рассказ...
Ах, кто не любит вас любовью,
Тот любит ненавистью вас.

1913
 

АКРОСТИХ

Котлы кипящих бездн - крестильное нам лоно,
Отчаянье любви нас вихрем волокло
На зной сжигающий, на хрупкое стекло
Студеных зимних вод, на край крутого склона.

Так было... И взгремел нам голос Аполлона, -
Лечу, но кровию уж сердце истекло,
И власяницею мне раны облекло
Призванье вещее, и стих мой тише стона.

Сильнее ты, мой брат по лире и судьбе!
Как бережно себя из прошлого ты вывел,
Едва вдали Парнас завиделся тебе.

Ревнивый евнух муз - Валерий осчастливил
Окрепший голос твой, стихов твоих елей,
Высокомудрою приязнию своей.

1916
 

* * *

Владиславу Фелициановичу
Ходасевичу

Пахнет по саду розой чайной,
Говорю - никому, так, в закат:
"У меня есть на свете тайный,
Родства не сознавший брат.

Берегов, у которых не был,
Для него все призывней краса,
Любит он под плавучим небом
Крылатые паруса,

И в волну и по зыбям мертвым
Вдаль идущие издалека..."
Владислав Ходасевич! Вот вам
На счастье моя рука.

1916
 

* * *

Не хочу тебя сегодня.
Пусть язык твой будет нем.
Память, суетная сводня,
Не своди меня ни с кем.

Не мани по темным тропкам,
По оставленным местам
К этим дерзким, этим робким
Зацелованным устам.

С вдохновеньем святотатцев
Сердце взрыла я до дна.
Из моих любовных святцев
Вызываю имена.
 

31 ЯНВАРЯ
                        Евдоксии Федоровне Никитиной

Кармином начертала б эти числа
Теперь я на листке календаря,
Исполнен день последний января,
Со встречи с Вами, радостного смысла.

Да, слишком накренилось коромысло
Судьбы российской. Музы, не даря,
Поэтов мучили. Но вновь - заря,
И над искусством радуга повисла.

Delphine de Gerardin, Rachel Varnhaga,
Смирнова, - нет их! Но оживлены
В Вас, Евдоксия Федоровна, сны

Те славные каким-то щедрым магом, -
И гении, презрев и хлад и темь,
Спешат в Газетный, 3, квартира 7.

1922

 

* * *

Ни нежно так, ни так чудесно
Вовеки розы не цвели:
Здесь дышишь ты, и ты прелестна
Всей грустной прелестью земли.

Как нежно над тобою небо
Простерло ласковый покров...
И первый в мире вечер не был
Блаженней этих вечеров!

А там, над нами, Самый Строгий
Старается нахмурить бровь,
Но сам он и меньшие боги -
Все в нашу влюблены любовь.

 

* * *

В те дни младенческим напевом
Звучали первые слова,
Как гром весенний, юным гневом
Гремел над миром Егова,

И тень бросать учились кедры,
И Ева - лишь успела пасть,
И семенем кипели недра,
И мир был - Бог, и Бог - был страсть.

Своею ревностью измаял,
Огнем вливался прямо в кровь...
Ужель ты выпил всю, Израиль,
Господню первую любовь?

3 июня 1921

 

* * *

О, этих вод обезмолвленных
За вековыми запрудами
Тяжесть непреодолимая!

Господи! Так же мне! Трудно мне
С сердцем моим переполненным,
С Музой несловоохотливой.

 

* * *

Как музыку, люблю твою печаль,
Улыбку, так похожую на слезы, -
Вот так звенит надтреснутый хрусталь,
Вот так декабрьские благоухают розы.

Сентябрь 1923
 

ОГОРОД

Все выел ненасытный солончак.
Я корчевала скрюченные корни
Когда-то здесь курчавившихся лоз, -
Земля корявая, сухая, в струпьях,
Как губы у горячечной больной...
Под рваною подошвою ступня
Мозолилась, в лопату упираясь,
Огнем тяжелым набухали руки, -
Как в черепа железо ударялось.
Она противоборствовала мне
С какой-то мстительностью древней, я же
Киркой, киркой ее - вот так, вот так,
Твое упрямство я переупрямлю!
Здесь резвый закурчавится горох,
Взойдут стволы крутые кукурузы,
Распустит, как Горгона, змеи - косы
Брюхатая, чудовищная тыква.
Ах, ни подснежники, ни крокусы не пахнут
Весной так убедительно весною,
Как пахнет первый с грядки огурец!..
Сверкал на солнце острый клык кирки,
Вокруг, дробясь, подпрыгивали комья,
Подуло морем, по спине бежал
И стынул пот студеной, тонкой змейкой, -
И никогда блаженство обладанья
Такой неомраченной полнотой
И острой гордостью меня не прожигало...
А там, в долине, отцветал миндаль
И персики на смену зацветали.

1924 (?)

 

* * *

Вал морской отхлынет и прихлынет,
А река уплывает навеки.
Вот за что, только молодость минет,
Мы так любим печальные реки.

Страшный сон навязчиво мне снится:
Я иду. Путь уводит к безлюдью.
Пролетела полночная птица
И забилась под левою грудью.

Пусть меня положат здесь на отмель
Умирать, вспоминая часами
Обо всем, что Господь у нас отнял,
И о том, что мы отняли сами.

 

* * *

Как неуемный дятел
Долбит упорный ствол,
Одно воспоминанье
Просверливает дух.

Вот все, что я утратил:
Цветами убран стол,
Знакомое дыханье
Напрасно ловит слух.

Усталою походкой
В иное бытие
От доброго и злого
Ты перешел навек.

Твой голос помню кроткий
И каждое мое
Неласковое слово,
Печальный человек.

 

* * *

Видно, здесь не все мы люди - грешники,
Что такая тишина стоит над нами.
Голуби, незваные приспешники
Виноградаря, кружатся над лозами.

Всех накрыла голубая скиния!
Чтоб никто на свете бесприютным не был,
Опустилось ласковое, синее,
Над садами вечереющее небо.

Детские шаги шуршат по гравию,
Ветерок морской вуаль колышет вдовью.
К нашему великому бесславию,
Видно, Господи, снисходишь ты с любовью.

 

* * *

Тень от ветряка
Над виноградником кружит.
Тайная тоска
Над сердцем ворожит.
Снова темный круг
Сомкнулся надо мной,
О, мой нежный друг,
Неумолимый мой!
В душной тишине
Ожесточенный треск цикад.
Ни тебе, ни мне,
Нам нет пути назад, -
Томный, знойный дух
Витает над землей...
О, мой страстный друг,
Неутолимый мой!

1918

 

* * *

На самое лютое солнце
Несет винодел,
Чтобы скорей постарело,
Молодое вино.

На самое лютое солнце
- Господь так велел! -
Под огнекрылые стрелы
Выношу я себя.

Терзай, иссуши мою сладость,
Очисти огнем,
О, роковой, беспощадный,
Упоительный друг!

Терзай, иссуши мою сладость!
В томленьи моем
Грозным устам твоим жадно
Подставляю уста.

 

* * *

Господи! Я не довольно ль жила?
Берег обрывист. Вода тяжела.
Стынут свинцовые отсветы.
Господи!..

Полночь над городом пробило.
Ночь ненастлива.
Светлы глаза его добела,
Как у ястреба...

Тело хмельно, но душа не хмельна,
Хоть и немало хмельного вина
Было со многими роспито...
Господи!..

Ярость дразню в нем насмешкою,
Гибель кличу я, -
Что ж не когтит он, что мешкает
Над добычею?

 

* * *

В душе, как в потухшем кратере,
Проснулась струя огневая, -
Снова молюсь Божьей Матери,
К благости женской взывая:

Накрой, сбереги дитя мое,
Взлелей под спасительной сенью
Самое сладкое, самое
Злое мое мученье!
 

СОНЕТ

На запад, на восток всмотрись, внемли, -
Об этих днях напишет новый Пимен,
Что ненависти пламень был взаимен
У сих народов моря и земли.

Мы все пройдем, но устоят Кремли,
И по церквам не отзвучит прокимен,
И так же будет пламенен и дымен
Закат золотоперистый вдали.

И человек иную жизнь наладит,
На лад иной цевницы зазвучат,
И в тихий час старик оберет внучат:

"Вот этим чаял победить мой прадед", -
Он вымолвит, печально поражен, -
И праздный меч не вынет из ножон.

 

* * *

Лишь о чуде взмолиться успела я,
Совершилось, - а мне не верится!..
Голова твоя, как миндальное деревце,
Все в цвету, завитое, белое.

Слишком страшно на сердце и сладостно,
- Разве впрямь воскресают мертвые?
Потемнелое озарилось лицо твое
Нестерпимым сиянием радости.

О, как вечер глубок и таинственен!
Слышу, Господи, слышу, чувствую, -
Отвечаешь мне тишиною стоустою:
"Верь, неверная! Верь, - воистину".

 

* * *

Жила я долго, вольность возлюбя,
О Боге думая не больше птицы,
Лишь для полета правя свой полет...
И вспомнил обо мне Господь, - и вот
Душа во мне взметнулась, как зарница,
Все озарилось. - Я нашла тебя,
Чтоб умереть в тебе и вновь родиться
Для дней иных и для иных высот.

 

* * *

Молчалив и бледен лежит жених,
А невеста к нему ластится...
Запевает вьюга в полях моих,
Запевает тоска на сердце.

"Посмотри, - я еще недомучена,
Недолюблена, недоцелована.
Ах, разлукою сердце научено, -
Сколько слов для тебя уготовано!

Есть слова, что не скажешь и на ухо,
Разве только что прямо уж - в губы...
Милый, дверь затворила я наглухо...
Как с тобою мне страшно и любо!"

И зовет его тихо по имени:
"Обними меня! Ах, обними меня...
Слышишь сердце мое? Ты не слышишь?..
Подыши мне в лицо... Ты не дышишь?!.."

Молчалив и бледен лежит жених,
А невеста к нему ластится...
Запевает вьюга в полях моих,
Запевает тоска на сердце.

 

* * *

Каждый вечер я молю
Бога, чтобы ты мне снилась:
До того я долюбилась,
Что уж больше не люблю.

Каждый день себя вожу
Мимо опустелых комнат, -
Память сонную бужу,
Но она тебя не помнит...

И упрямо, вновь и вновь,
Я твое губами злыми
Тихо повторяю имя,
Чтобы пробудить любовь...

1919

 

* * *

Выставляет месяц рожки острые.
Вечереет на сердце твоем.
На каком-то позабытом острове
Очарованные мы вдвоем.

И плывут, плывут полями синими
Отцветающие облака...
Опахало с перьями павлиньими
Чуть колышет смуглая рука.

К голове моей ты клонишь голову,
Чтоб нам думать думою одной,
И нежней вокруг воркуют голуби,
Колыбеля томный твой покой.

 

* * *

Как воздух прян,
Как месяц бледен!
О, госпожа моя,
Моя Судьба!

Из кельи прямо
На шабаш ведьм
Влечешь, упрямая,
Меня, Судьба.

Хвостатый скачет
Под гул разгула
И мерзким именем
Зовет меня.

Чей голос плачет?
Чья тень мелькнула?
Останови меня,
Спаси меня!
 

КАИН

"Приобрела я человека от Господа",
И первой улыбкой матери
На первого в мире первенца
Улыбнулась Ева.

"Отчего же поникло лицо твое?"-
Как жертва пылает братнина! -
И жарче той жертвы-соперницы
Запылала ревность.

Вот он, первый любовник, и проклят он,
Но разве не Каину сказано:
"Тому, кто убьет тебя, всемеро
Отмстится за это"?

Усладительней лирного рокота
Эта речь. Ее сердце празднует.
Каин, праотец нашего племени
Безумцев - поэтов!
 

АГАРЬ

Сидит Агарь опальная,
И плачутся струи
Источника печального
Беэрлахай-рои.

Там - земли Авраамовы,
А сей простор - ничей:
Вокруг, до Сура самого,
Пустыня перед ней.

Тоска, тоска звериная!
Впервые жжет слеза
Египетские, длинные,
Пустынные глаза.

Блестит струя холодная,
Как лезвие ножа, -
О, страшная, бесплодная,
О, злая госпожа!..

"Агарь!" - И кровь отхлынула
От смуглого лица.
Глядит, - и брови сдвинула
На Божьего гонца...

 

* * *

Я видел вечер твой. Он был прекрасен.
                                           Тютчев

Как пламень в голубом стекле лампады,
В обворожительном плену прохлады,
Преображенной жизнию дыша,
Задумчиво горит твоя душа.

Но знаю, - оттого твой взгляд так светел,
Что был твой путь страстной - огонь и пепел:
Тем строже ночь, чем ярче был закат.
И не о том ли сердцу говорят

Замедленность твоей усталой речи,
И эти оплывающие плечи,
И эта - Боже, как она легка! -
Почти что невесомая рука.

 

* * *

Вот дом ее. Смущается влюбленный,
Завидя этот величавый гроб. -
Здесь к ледяному мрамору колонны
Она безумный прижимает лоб,

И прочь идет, заламывая руки.
Струится плащ со скорбного плеча.
Идет она, тоскливо волоча,
За шагом шаг, ярмо любовной муки...

Остановись. Прислушайся. Молчи!
Трагической уподобляясь музе,
- Ты слышишь? - испускает вопль в ночи
Безумная Элеонора Дузе.

 

* * *

Слезы лила - да не выплакать,
Криком кричала - не выкричать.
Бродит в пустыне комнат,
Каждой кровинкой помнит.
"Господи, Господи, Господи,
Господи, сколько нас роспято!.."
-Так они плачут в сумерки,
Те, у которых умерли
Сыновья.

 

* * *

Все отмычки обломали воры,
А замок поскрипывал едва.
Но такого, видно, нет запора,
Что не разомкнет разрыв-трава.

 

* * *

Не на храненье до поры, -
На жертвенник, а не в копилку, -
В огонь, в огонь Израиль пылкий
Издревле нес свои дары!

И дымный жертвенный пожар
Ноздрям Господним был приятен,
Затем, что посвященный дар
Поистине был безвозвратен...

Вы, пастыри Христовых стад,
Купцы с апостольской осанкой!
Что ваша жертва? Только вклад:
Внесли и вынули из банка!

И оттого твой древний свет
Над миром всходит вновь, Израиль,
Что крест над церковью истаял
И в этой церкви Бога нет!

 

* * *

И так же кичились они,
И башню надменную вздыбили, -
На Господа поднятый меч.

И вновь вавилонские дни,
И вот она, вестница гибели, -
Растленная русская речь!

О, этот кощунственный звук,
Лелеемый ныне и множимый,
О, это дыхание тьмы!

Канун неминуемых мук!
Иль надо нам гибели, Боже мой,
Что даже не молимся мы?
 

Произведения

Статьи

друзья сайта

разное

статистика

Поиск


Snegirev Corp © 2024