Главная
 
Библиотека поэзии СнегирёваЧетверг, 28.03.2024, 12:05



Приветствую Вас Гость | RSS
Главная
Авторы

 

Эдуард Асадов

 

      Поэма "Галина"

     (Лирическая повесть)

            * ЧАСТЬ 2 *

 
Глава IV. ТАНЯ

1

Хлещет дождь по листьям и по веткам,
Бьет, гудит, упругий и прямой.
Дальний берег скрыт за плотной сеткой,
Дымчатой, холодной, слюдяной.

Пляшет дождь веселый, голоногий,
Мутные взбивая пузыри.
Пляшет вдоль проселочной дороги,
Бьет чечетку с утренней зари.

Мало стука - он ударит градом.
Лес шумит от ледяной шрапнели...
А они стоят недвижно рядом
Под плащом высокой статной ели.

Дождь застал их на глухом проселке,
По дороге к лагерю. И вот
Третий час колючие иголки
Их в лесу спасают от невзгод.

С четырех сторон - стена воды...
Кажется, ни людям, ни зверям
Не сыскать их даже по следам.
Впрочем, в дождь какие уж следы?!

В рюкзаке мешочек с образцами
Да промокших спичек коробок,
Маленький пакетик с сухарями,
Шесть картошин, соль да котелок.

Влажный ветер, рыща по округе,
Холодком колючим донимает
И озябших путников друг к другу
Все тесней и ближе придвигает.

Как странны невольные объятья!
Все яснее у груди своей
Грудь девичью под намокшим платьем
Чувствует взволнованный Андрей.

Надо б как-то сразу распрямиться.
Пошутить беспечно, отстраниться.
Только он, как раз наоборот -
Не назад подался, а вперед.

Что виной тут: тихий посвист птицы,
Ветра ли пьянящего глоток,
Танины ли длинные ресницы,
Он и сам ответить бы не мог.

А Татьяна? Что же нынче с нею?
Где ледок ее спокойных глаз?
Почему так ласково к Андрею
Вдруг прильнула девушка сейчас?

Кто сумеет разобраться в этом?
Право, глупо спорить и гадать!
Легче звезды в небе сосчитать,
Чем сердечным овладеть секретом.

Все сейчас красноречивей слов:
Тихий вздох, пожатие руки...
Что же это: новая любовь
Иль минутной вспышки огоньки?

С вышины сквозь толщу серых туч
Вниз скользнул веселый теплый луч,
А за ним, как будто в море хлеба,
Вспыхнул васильком кусочек неба.

Он был влажный, он был синий-синий,
Будто взгляд, знакомый с детских лет.
И казалось, он воскликнул: "Нет!"
Крикнул с болью голосом Галины.

Да, конечно, только показалось.
Ну какой там голос в самом деле?!
Только радость словно б вдруг сломалась
И метнулась в гущу старых елей.

Что ж потом? Ведь из любимых глаз
Хлынет столько неподдельной муки!
Огонек свернулся и погас...
Сжались губы, и ослабли руки...

- Что костер? Нет, нам не до костра. -
Голос сух и непривычно колок.
- Дождь уже кончается. Пора.
Скоро вечер. Поспешим, геолог!

- Нам,- сказал Андрей, - идти немного,
Лагерь наш вон там, за тем бугром.
Что ж, пошли, пока видна дорога.
Через час, я думаю, дойдем.

Вот и холм. И вмиг застыли двое:
Лагерь словно бурею смело,
А внизу чернело небольшое
Вовсе не знакомое село.

- Заблудились! - ахнула Татьяна. -
Ну, геолог, драть тебя и драть.
Так всегда бывает, как ни странно,
Если карт и компаса не брать.

Где же нам искать теперь ночлега?
- Здесь, - ответил Громов, - решено. -
Позади вдруг скрипнула телега
И раздался зычный голос: - Но-о-о!

На подводе высилась старуха,
В сапогах, в большом дождевике,
В заячьем залатанном треухе
И с кнутом в морщинистой руке.

- Бабка! Далеко ль до Белых Кочек?
И какое там внизу село?
- Это вон Аркашино, сыночек...
- Ишь куда нас, Громов, занесло!

- А до Кочек сколько?
- Верст двенадцать. -
Бабкин голос - ерихонский бас.
- Бабушка, а вы домой сейчас?
- Да куда же мне еще деваться?

Медсестру вон отвезла в район.
Вымокла и все кляла дорогу.
А по мне, что взмокла - слава богу!
Жить в деревне был ей весь резон,

А она, прожив здесь три недели,
Застонала: "Скука, тошнота...
Доктор строг. Все книжки надоели.
Так-де и завянет красота".

Вот и отвезла я стрекозу.
А про вас мне баяли словечко.
Вы тут камни ищете на речке.
Лезьте. Я к себе вас отвезу.

Таня тихо: - Может, неудобно?
Может, мы стесним? У вас семья?
- Я семью вам опишу подробно:
Вся семья - мой серый кот да я...

Только пусть я бабка, пусть седая,
Но силенки все ж во мне крепки.
Да и должность у меня мужская,
Я колхозный конюх, голубки.

Вечереет... Солнце кистью яркой
Прикоснулось к каждому листу
И в большую радужную арку
Вставило всю эту красоту.

В маленьком багряном озерке
Алые, в густых лучах заката,
Утка и пунцовые утята
Медленно плывут невдалеке.

Вон березка белый стан сгибает
И, стыдливо прячась за кустом,
Свой наряд зеленый отжимает,
Ежась под холодным ветерком.

Да, в тот вечер все вокруг сверкало
Тысячами радостных огней.
- Хорошо! - Татьяна прошептала.
- Очень! - тихо вымолвил Андрей.
 

2

Все небо к ночи снова занесло,
По стеклам зябко покатились слезы,
Но в хате бабки Аннушки тепло,
Здесь пряный запах меда и березы.

Бормочет, остывая, самовар.
С его загаром медным, как ни странно,
Отважно спорит бронзовый загар
Хозяйки дома, моющей стаканы.

У печки на протянутом бруске
Висят костюмы мокрые гостей,
А их самих, одетых налегке,
Усталых и прозябших до костей,

Отправила старуха на лежанку,
Сказавши басом: - Грейтесь-ка пока.
Дорога в дождь, конечно, не сладка.
Ну, ничего, зато уж спозаранку -

Куда тебе ненастье иль гроза -
Погода будет ясной, как слеза.
Коль говорю, так вы уж верьте мне,
Ведь мой "баромет" у меня в спине.

Приятно после слякотной дороги,
Поужинав, улечься на печи
И чувствовать, как спину, плечи, ноги
Под шубой согревают кирпичи.

Посуду всю убрав в пузатый шкаф,
Уселась бабка важно за газету.
Вдруг кто-то, в раму часто застучав,
Протяжно крикнул: - Тетка Анна, где ты?!

Хозяйка, перегнувшись через стол,
Взволнованно спросила: - Что ты, Настя?
- Да с нашей Резвой, бабушка, несчастье,
Ей бык на ферме шею распорол!

Где ломота в коленях?! Быстро, споро
Метнулась бабка, будто на пожар.
Схватила телогрейку: - Я не скоро...
Вы отдыхайте... Грейте самовар...

Дверь хлопнула. Прогрохали ступени,
И тишина... Они теперь вдвоем...
И сразу же неловкое смущенье
Их молчаливо стиснуло кольцом.

- Люблю я сказки страшные, Танюша.
Ты б рассказала? - пошутил Андрей.
- Ну что же, пострашней так пострашней,
Могу, геолог, коли хочешь, слушай.

Жила-была принцесса... Впрочем, хватит!
Ты помнишь наш дорожный разговор
О затонувшем парусном фрегате,
Про институтский бал и мой позор?

Верней, не про позор, а про обиду
На то, что он не понял ничего,
Пришел с другой... Взглянул и не увидел,
А я ждала, я так ждала его!

Потом я часто думала о ней.
О той... Другой... Ну чем приворожила?
Ведь я лицом не хуже, ей-же-ей!
Ум? Но и тут я вряд ли б уступила.

- Но ты сказала, - Громов рассмеялся, -
Что он был с бочкой, рыжею, кривой... -
Однако смех мгновенно оборвался.
- Постой, ты плачешь? Таня, что с тобой?!

- Эх ты, геолог! - проглотив слезу,
Сказала Таня с невеселым вздохом. -
Ведь я же знаю - нынче там, в лесу,
Ты обо мне небось подумал плохо.

Решил, конечно: что ей до того,
Что я женат? Она и крохам рада...
Ты, как всегда, не понял ничего...
Нет, подожди, перебивать не надо.

Сейчас поймешь. О ней я солгала.
Однако верь мне: вовсе не со зла,
Так было проще. А она иная:
Не рыжая, увы, и не кривая.

Ее глаза (и это уж не ложь)
Большие, темно-синие и чистые.
А волосы, как перед жатвой рожь,
Такие же густые и пушистые.

Он ею жил, а я - пустой мечтой.
Ну вот тебе и сказочки конец!
Жила-была принцесса, а герой
Пошел совсем не с нею под венец...

Татьяна попыталась улыбнуться,
Но к горлу снова подступил комок.
- Графин с водой... вон там стоит, на блюдце...
Сходи, не поленись, налей глоток...

Мир как-то сразу спутался, смешался.
- Так, значит, Таня... Значит, ты меня?..
- Уже пять лет. А ты не догадался?
Совсем стемнело. Разыщи огня...

- Зачем, Танюша?
- Да уж поздно. Вечер.
В других домах уже давно огни. -
Под легкой кофтой так округлы плечи...
А губы близко, рядом... Вот они!..

Он как в чаду. Он все забыл отныне.
И, как бы вечер ни синел сейчас,
В душе Андрея цвет небесной синий
Закрыли тучи темно-серых глаз.

Все мутит разум: и слова хмельные,
И тонкий запах девичьих волос,
И губы... губы влажные, тугие,
Слегка солоноватые от слез.

Татьяна Бойко, статно-горделивая,
Краса и гордость институтских стен,
Твоя теперь - покорная, счастливая
И ничего не ждущая взамен.
 

3

Ночь сползла в овраги. Рассвело.
Во дворах дымятся самовары.
А с плетней гремят на все село
Петухов победные фанфары.

Щелкнул за околицей пастух,
Разошлась туманная завеса,
И громадный огненный петух
Медленно взлетел над спящим лесом.

Все пока истомою объято...
Но уже, проворны и легки,
Солнечные желтые цыплята
Понеслись к селу вперегонки.

Через стекла яркою лавиной
В дом, в уют, в жилую теплоту!
Вот уж двое прыгнули на спину
Серому ленивому коту,

Эти трое бродят по буфету,
Те рядком уселись на окне,
А вон тот забрался на газету
И полез беспечно по стене...
 

*

Дверь открыв, вошла хозяйка в хату,
Полушалок скинула на стол.
- Здравствуйте-ка, с солнышком, ребята!
А "баромет" мой-то не подвел!

И, повесив ватник возле печи,
Гулко пробасила: - Ну, дела,
Я всю ночь сегодня не спала.
Бык-то крепко лошадь покалечил.

Только что ж вы, милые, молчите?
Может, я не то все говорю?
Или просто вы так крепко спите?
Ну-ка, ну-ка, дай-ка посмотрю!..

Так и есть: ладони разметав.
Парень спал, плечистый, смуглолицый,
А она, к плечу его припав,
Крепко сжав пушистые ресницы.

Все во сне губами шевелила.
Что шептал с улыбкой этот рот?
Может статься, говорил он: "Милый!.."
Может... Впрочем, кто их разберет!

Бабка вдаль задумчиво взглянула,
Видно, что-то вспомнила, вздохнула.
Что ж, и ей когда-то, может быть,
Довелось такое ж пережить.

Ласково гостей перекрестила,
Что-то прошептала горячо
И полой тулупчика прикрыла
Девичье открытое плечо.

 
Глава V. ПИСЬМО

- Андрей! Татьяна! Филины лесные!
Как можно трое суток пропадать?
"Колумб" велел уж нынче вас искать,
Ан вот и "выплывают расписные"!

И Лешка, сдвинув кепку набекрень,
Весь просиял веснушками своими.
Потом со вздохом Тане: - Каждый день
Я повторял в молитвах ваше имя!

Умолк и вдруг воскликнул: - Ну дела!
Да кто ж из вас сегодня именинник?!
Одна, как вишня в поле, расцвела,
Другой блестит, как новенький полтинник?!

А впрочем, хватит, прежде о делах:
Иди, Андрей, на взбучку к Христофору,
Потом склонись передо мной во прах,
Или спляши, иль влезь на ту вон гору.

Что, догадался? Правильно, герой!
Сегодня почту привезли верхами.
"Вас, - говорят, - в чащобине такой
Не сыщут даже черти с фонарями".

Без мала месяц письма пролежали.
- Отдай, Алешка, ну? Не то сейчас...
- Пусти, дракон! Да, вот письмо от Гали.
От той, что ждет и не смыкает глаз.

Держи еще, вот третье... Тут, брат, впору
С тебя сто грамм... Да шут с тобою, пусть!
Ну, вы ступайте, братцы, к Христофору,
А я пойду в речушке окунусь.
 

2

Нынче жарко. Сонная река,
Кажется, застыла... Не течет...
Впрочем, нет: вон там, издалека
Движется огромный длинный плот.

Проплывает чуть зеленоватый,
Будто щука. А за ним вразброд
Бревна, как веселые щурята,
Крутятся, носами тычась в плот.

Таня с Лешкой брызжутся, хохочут,
То ныряют, то плывут к плоту.
Теплый ветер лица им щекочет,
Осушая кожу на лету.

- Таня, брось меж бревнами крутиться!
С лесосплавом, знаешь, не шути!
- Ничего, Алешка, не случится,
Я ж как рыба плаваю, учти!
 

*

У палатки на мохнатой кочке
Он сидит недвижный и немой.
Только писем легкие листочки
Чуть шуршат в руке его порой.

Взгляд скользит бесцельно по травинкам,
Мчит сквозь лес в далекие края.
"Галя, Галя, милая Галинка,
Звездочка весенняя моя!

Значит, в час, когда, в толкучке стоя,
Ждал тебя я, пасмурный и злой,
Тихо дверь больничного покоя
Где-то затворялась за тобой...

А сейчас ты ждешь меня, вздыхаешь
И уж вновь заботами полна
(Нет, так можешь только ты одна),
На сюрприз какой-то намекаешь.

Что там: шляпа? Трубка? Эх, Галинка!
Все сюрпризы мелочь. В них ли суть?!
Да за взгляд твой, за одну слезинку
Я весь мир готов перевернуть!

Впрочем, стоп! Восторги эти прочь!
Ведь и впрямь те слезы недалече..."
Он вдруг вспомнил дождик, хату, ночь...
Вспомнил Танин шепот, губы, плечи...

"К черту ночь. Ночь позади осталась!
Знаю. Пусть все это не пустяк.
Но ведь и с другими так случалось?!
Ах, да что мне - так или не так?!

Вон глаза: они такие чистые!
В них моря, сады и соловьи...
Галка, Галка, волосы пушистые
И ресницы черные твои...

Ты слаба. Так этого ль стыдиться?
Пишешь "подурнела" - ерунда!
Раз мы вместе - все нам не беда.
Вот вернусь, и съездим подлечиться.

Трудно мне. Ведь я в глуши лесной.
Ах, не то! Не в этом вся причина!
Да, я виноват перед тобой!
Но ведь ты простишь меня, Галина?

Только что я? У нее беда,
Я ж примчусь кудахтать, словно квочка:
"Ах, ошибся..." Глупость! Ерунда!
Ничего тут не было - и точка!"

- Ну, геолог, что сидишь в печали? -
Танин голос будто в сердце нож! -
Отчего купаться не идешь?
Письма, что ли, душу истерзали?

Громов вспыхнул, встал и, помолчав,
Произнес, не подымая взгляда:
- Я не знаю, кто и в чем был прав,
Только больше нам нельзя... Не надо...

Вышло так... Нет, ты не думай, Таня,
Что я трус... Что я не дорожу...
Я не знал... Я не хотел заране,
Погоди... Ты сядь. Я расскажу.

С Галей плохо. - И пока, сбиваясь,
Говорил он о своей беде,
Танин взор скользил, не отрываясь,
По кустам, по бревнам и воде...

Вон пришла к реке купаться ива.
Подошла, склонилась над водой
И струю прохладную пугливо
Трогает зеленою рукой.

Что у ивы, например, за боли?
Веточку сломаешь - отрастет...
Громов все рассказывал о школе
И о письмах Галиных на фронт.

Руку взял - руки не отняла.
- Таня, ты ведь добрая, я знаю...
- Да, Андрей, ты прав... Я понимаю.
Ну, довольно! - Встала и пошла.

Обернулась. Посмотрела твердо.
Нет, прощаясь, взгляд не упрекал,
А, как встарь, насмешливо и гордо
Словно бы два пальца подавал.

Вряд ли Громов сам себе признался,
Что, стремясь к Галине всей душой,
Он тогда почти залюбовался
Горделивой этой красотой.
 

3

Ночь идет, планету убирая,
Звездный ковш наполнила водой,
Отпила и, щеки надувая,
Целый мир обрызгала росой.

Из тумана сшила занавеску,
Чтобы рыбам крепче спать в пруду,
Лунный таз начистила до блеска
И, подняв, надела на звезду.

И повсюду тишина такая,
Будто звуков в мире больше нет.
Ходит ночь, планету убирая,
Звезды льют свой золотистый свет...

Сон, как потревоженная птица,
Что в испуге вьется над гнездом,
Над Андреем мечется, кружится,
То вдруг тихо сядет на ресницы,
То умчится с легким ветерком.

"На душе небось у Гали скверно...
Что вдохнет ей в сердце теплоту?
Мой приезд! Ведь у нее, наверно,
Каждая минута на счету.

Я вернусь - и вмиг отставка горю.
"Галка, все печальное забудь!
Улыбайся, собирайся в путь.
Прямо завтра и поедем к морю!"

- Извини, Андрей, не помешала? -
Вновь Татьяна! Что за тяжкий рок?! -
Вижу, папироска замерцала,
Я и забрела на огонек.

Ты небось подумал: "Вот дурная!
Как сказать ей, что в конце концов..."
Нет, геолог, не стонать пришла я
И не штопать рваных парусов.

Было б слишком глупо унижаться,
Да и чувств слезами не вернуть.
Просто я пришла, чтоб попрощаться,
Просто, чтоб сказать: "Счастливый путь!"

В двадцать пять уже не верят в чудо.
Вот и все, геолог... Поезжай...
Ну а если в жизни станет худо,
Помни: я люблю тебя. Прощай!
 

Произведения

Статьи

друзья сайта

разное

статистика

Поиск


Snegirev Corp © 2024