Константин Фофанов

    Стихи 1891 - 1892

Чем реже страсть, тем выше наслажденье;
Чем слаще сон, тем горше пробужденье;
Чем радужней пленительный обман,
Тем истины бледнее призрак голый;
Но чем трудней победы миг тяжелый,-
Тем легче смерть, тем легче язвы ран!

Март 1891  

Ты помнишь ли: мягкие тени
Ложились неслышно кругом,
И тихо дрожали сирени
Под нашим открытым окном…

Все тише заветные речи
С тобою тогда мы вели
И скоро блестящие свечи
Рукой торопливой зажгли;

Ты села к роялю небрежно,
И все, чем полна ты была,
Чем долго томилась мятежно,-
Все в звуки любви облекла;

Я слушал безгрешные звуки
И грустно смотрел на огни…
То было пред днями разлуки,
Но было в счастливые дни!..

Август 1891 

Мы любим, кажется, друг друга,
Но отчего же иногда
От нежных слов, как от недуга,
Бежим, исполнены стыда?

Зачем, привыкшие к злословью,
Друг друга любим мы терзать?
Ужель, кипя одной любовью,
Должны два сердца враждовать?

Сентябрь 1891 

Кто костлявою рукою
В двери хижины стучит?
Кто увядшею травою
И соломой шелестит?

То не осень с нив и пашен
Возвращается хмельна,-
Этот призрак хмур и страшен,
Как кошмар больного сна.

Всемертвящ и всепобеден,
В ветхом рубище своем,
Он идет без хмеля бледен
И хромает с костылем.

Скудной жертвою измаян,
Собирая дань свою,
Как докучливый хозяин,
Входит в каждую семью.

Все вывозит из амбара
До последнего зерна.
Коли зернами нет дара,
То скотина убрана.

Смотришь, там исчезнет телка,
Там савраска пропадет…
Тяжела его метелка,
Да легко зато метет!

С горькой жалобой и с гневом
Этот призрак роковой
Из гумна идет по хлевам,
От амбаров к кладовой.

Тащит сено и солому,
Лихорадкою знобит,
И опять, рыдая, к дому
Поселянина спешит.

В огородах, по задворкам
Он шатается, как тень,
И ведет по черствым коркам
Счет убогих деревень:

Где на нивах колос выжжен,
Поздним градом смят овес.
И стоит, дрожа, у хижин
Разрумяненный мороз…

10 ноября 1891 

Я верю: будет век великого сознанья,
Без крови, без вражды… Блеснет могучий свет,
Утихнет зло и ложь бесплодного страданья,
Померкнет ореол убийственных побед
Пред солнцем истины, что в мщеньи – правды нет!

И мстишь – кому, за что? Желать побед и славы,
Смерть ополчив на жизнь, – не жизнь ли уберечь?
Нет, вы – герои зла, нет, вы, борцы, не правы:
Где мысль – там жизнь кипит, где жизнь – там
властна речь,
Там слово – побеждает меч!

Декабрь 1891 

Уныло рыдала метель на дворе,
Я сетовал горько, я плакал,
И ветер деревья качал в серебре,
И в стекла их ветками звякал.

Свеча догорала, как юность моя,
И тени на стенах шатались,
И молча с портретов смотрели друзья,
И грустно мечтам улыбались,

Прошедшие годы – забвенные сны -
Мне сердце больнее терзали.
Как будто теперь лишь, с поминок весны,
Вернулся я, полный печали.

Как будто бы я, в непогожую ночь,
Звучащую сердцу сурово,
От милых надежд, улетающих прочь,
Услышал прощальное слово.

И было пустынно так в сердце моем,
Без жалоб, без слез, без участья…
А ветер шумел и рыдал за окном,
Чужое оплакивал счастье.

Декабрь 1891 

Люблю тебя, наш русский домовой!
Волшебным снам, как старине, послушный;
Ты веешь мне знакомой стариной,
Пою тебя, наш демон простодушный;
Ты близок мне, волшебник дорогой.

Доверчивый, ты скромные угодья
Моих отцов как сторож охранял,
Их зернами и хмелем осыпал…
Ты близок мне: я – внук простонародья!
И первый ты в младенческой тиши
Дохнул теплом мне родственной души.

И слышался тогда твой вздох печальный;
Он как вопрос звучал из тишины,
А может быть, из тьмы первоначальной:
Не правда ли, все люди? Все равны?
И стал ты мне как откровенье сладок;
И полюбил я тихий твой приход -
То с негою пленительных загадок,
То с мукою язвительных забот.

Народ живет, народ еще не вымер…
Ты помнишь ли, как Солнышко-Владимир,
Твой добрый князь, крестился у Днепра?
Ты бражничал у княжего двора,
Ты сторожил и мел его хоромы…
И девичьи мечты тебе знакомы.

Как часто ты доверчивой княжне
Внушал любовь к докучной тишине,
Когда дрожал лампадный луч в часовне.
В бессонный час, при ласковой луне,
Она, дитя, мечтала о неровне…

Ты был один свидетель нежных чар,
Ты разжигал сердечной страсти жар,
Ей навевал влюбленную истому,
Сон отгонял – и наконец она,
Дыханием твоим обожжена,
Лебяжий пух меняла на солому…

И между тем как старый князь дрожал,-
Влюбленных след ты нежно заметал
И колдовал над милою деревней,
Где страсть полней и песни задушевней.

Ты дорог мне, таинственный кумир,-
Моих страстей и грез моих наперсник,
По-своему ты любишь грешный мир.
Родных полей и дымных хат ровесник,
Веди меня в седую глушь лесов,
К полям, к труду, к замедленному плугу…
Не измени неопытному другу,

Дай руку мне!.. Ты видишь, я готов
Сменить тоску нарядных лестью горниц,
Где зреет страсть завистливых затворниц,
Лукавых жен, холодных дочерей,
Кичащихся лишь немощью своей,-
На скромный дар заветных огородов,
На золото колеблющихся нив…

Там ты вдохнешь мне силу новых всходов,
И стану я по-твоему счастлив!
И грешный вопль раскаянья забуду,
И радостью труда исполнен буду,
Свой новый путь, как жизнь, благословив!..

1891 

Когда задумчиво вечерний мрак ложится,
И засыпает мир, дыханье притая,
И слышно, как в кустах росистых копошится
Проворных ящериц пугливая семья;

Когда трещат в лесу костров сухие сучья,
Дрожащим заревом пугая мрачных сов,
И носятся вокруг неясные созвучья,
Как бы слетевшие из сказочных миров;

Когда, надев венки из лилий и фиалок,
Туманный хоровод серебряных русалок
Хохочет над рекой, забрызгав свой убор;

Когда от гордых звезд до скромных незабудок
Все сердце трогает и все пугает взор,-
Смеется грустно мой рассудок.

1891 

Мечтательно-возвышенный,
Стыдливый и простой
Мотив, когда-то слышанный,
Пронесся надо мной.

Стою я очарованный,
Не плача, не дыша,
И грезой заколдованной
Наполнилась душа.

Мне снится сад с пахучими
Цветами и прудом.
Луна блестит за тучами
Унылым фонарем.

В аллеях дремлют грации
И боги древних лет,
Зеленые акации
Роняют желтый цвет.

И песнью заколдованной
Звучит моя душа,
И точно очарованный
Стою я, не дыша.

1891 

Сегодня под моим окном
Все утро птицы щебетали;
Они весну мне обещали -
Весну, отцветшую в былом…

Как будто, грея сердце лаской,
Вернуться юность может вновь, -
Чтоб повторить веселой сказкой
Давно угасшую любовь!..

1891 

Живите, люди добрые, живите, люди честные,
Стремися, юность смелая, без устали вперед!
Тебе – земля цветущая, тебе – огни небесные,
Тебе – весна румяная и шепот вешних вод.

Живите, возлюбившие все светлое, все чистое,
Вы, правды неизменные глашатаи земли,
Недаром солнце знания, как истина лучистая,
Все ярче разгорается и блещет там, вдали.

Живите, будьте счастливы! Тот счастлив, кто
                                           с младенчества
В тоске желаний призрачных не знал лукавых грез,
И счастлив тот, кто с верою погиб за человечество,
Кто рано лег в холодный гроб, кто зла не перенес!

Но тот еще счастливее, кому борьба печальная
Не смела крылья юности до времени разбить,
Чье слово вдохновенное, как арфа музыкальная,
Осталось в мире дремлющих на доброе будить.

Исчезнет зло мятежное, пройдут мечты лукавые,
Пройдут непостоянные, безумные года,
Погибнут все жестокие, погибнут все неправые,
А истина великая и слово – никогда!..

1891 

Мы – поздние певцы: мир, злой и обветшалый,
Оставил только то для нас,
О чем не грезил он, что проклинал, усталый,
Стремяся рухнуть каждый час.

Что пламенно любил – он выразил невольно
В созданиях искусств и в фолиантах книг.
А нам оставил то, что сбросил добровольно
С своих заржавленных вериг.

И грустно мы поем, толпа певцов печальных,
И прах его цепей венчаем вязью роз,-
Но поздние мечты бледней первоначальных,
А грозы поздние – ужасней первых гроз…

1891 

Не мечты ли мне напели
Этот бред и этот сон…
Иль в ту ночь на самом деле
Был я болен и влюблен…

Я горел: писал безумно
И написанное рвал;
Открывал окно бесшумно,
Открывал и закрывал.

Выходил, дрожа волненьем,
На балкон и на крыльцо.
Ночь душистым дуновеньем
Обвевала мне лицо.

Точно блеском лунной пыли
Был осыпан влажный сад.
И цветы луне кадили,
Как богине, аромат.

Я глядел… пылали очи…
Точно сам я был творцом
Этих звезд и этой ночи,
Серебрящейся кругом;

Точно сам растенья эти
Я росою напоил,
Точно я один на свете
Плакал, мыслил и любил!..

1891 

Ни медленным трудом, ни жизнью торопливой
Не успокоить ум. Бесстрастный и пытливый,
Как тусклая свеча он озаряет мне
Весь мир, мной видимый, и все его явленья;
Смиряет сердца жар и в робкой тишине,
Не сны на ложе шлет, а тяжкие сомненья,
Как демон он гнетет, смеется и язвит
За песню каждую; над каждой новой урной
Не тихою слезой – раздумьем леденит
И, презирая смерть, не ищет жизни бурной…

Он не влечет меня в лазурные края,
В края фантазии, где брезжит свет прозрачный,
Где тени светлые резвятся у ручья.
Нет, он зовет меня на жниву жизни мрачной,
Где столько скошено безвременно борцов,
Где колос знания пришибла непогода…
И где она сама, бессмертная природа,-
Порабощенная лежит у ног рабов…

1891 

Твой гнев несправедлив: в ревнивой укоризне
Зачем вздыхаешь ты и плачешь отчего?
Ведь если я живу – то для твоей же жизни,
И сердце берегу – для сердца твоего.

Вся радость, вся любовь души моей мятежной
Родилась потому, что встретился с тобой.
Чтоб грусть свою смирить – мне надо взор твой
                                                       нежный,
Чтоб слух свой усладить – мне надо голос твой…

И, как цветок – луча, я жду твоей улыбки,
Измученный борьбой унылой суеты.
И, чтобы изменить прошедшего ошибки,
Я должен веровать, что не изменишь ты.

1891 

Как много было по весне
Цветов, пестревших горделиво…
Одни в румяном полусне
Благоухали нам стыдливо;

Другие пышные цветы,
Гордяся венчиком прекрасным,
Дышали сладостней мечты,
Томясь волненьем сладострастным…

Одни любили блеск и зной,
Других изнежила прохлада;
Иные жизнь несли с собой,
Другие – смерть и холод яда…

И все струили аромат,
И каждый нес из почвы влажной
Свой нежный запах, свой наряд;
И долго плыл их вздох протяжный…
…
Мы все – цветы родных полей,
Весною юности капризной
Любили знойный зов страстей
И шум, навеянный отчизной…

1891 

Я сидел у окна, я смотрел в полутьму,
В задремавший, росою обрызганный сад;
Я смотрел, как, зеленых ветвей бахрому
Наклоняя, березы безмолвно грустят,

Как чуть зыблились маковки трепетных верб
И как в бледной, далекой лазури небес
Выплывал и яснел грустный месяца серп,
Наполняя мне сердце игрою чудес.

Я сидел у окна и смотрел в полутьму,
И не знаю – взгрустнулося мне почему,
И не знаю – зачем непонятный восторг
Из мятежного сердца созвучья исторг.

1891 

Кто он? Зачем? Откуда этот гость,
Таинственный и странный, как виденье?
Со мною он – чуть вспыхнет в сердце злость
Иль осенит, как счастье, примиренье.

Давно встречал его пытливый взор,
Мне бледное лицо его знакомо.
То в нем восторг блеснет, как метеор,
То, как осенний день, в нем теплится истома.

Давно хотел я разгадать его,
И все не мог найти к нему разгадки.
При встречах он не молвит ничего,
Лишь хмурит лба задумчивые складки.

Кто он? Зачем? Откуда он пришел?
Куда ведет в тоске недоуменья?
Ему людской несносен произвол
И тяжелы, как цепи, увлеченья…

В толпе, как тень, он бродит одинок,
Сопутствует и ненавидит тайно.
Он от меня, от сердца так далек -
И вместе с тем так близок чрезвычайно!..

‹1892› 

День осенний, день унылый
Сеет мглою и дождем,
И разрытою могилой
Пахнет в воздухе сыром…

Как больной, глядит сквозь слезы
Опечалившийся день -
На поникшие березы,
На опавшую сирень…

Хмель засох вокруг беседки,
И летят со всех сторон
На обветренные ветки
Стаи черные ворон…

В их тревоге торопливой,
В резком крике слышны мне
Смех над долею счастливой
И укор былой весне…

‹1892› 

Мы, нежного певцы, таинственной судьбы
Всегда покорные и тихие рабы.
Нам дорог рифмы звон, как тощему скупцу
Звон гордый золота на жадной смене торга;
Услышим нежный стих – и слезы по лицу,
И холод в волосах от сладкого восторга.

Но если в нашу жизнь ворвется иногда
Суровый ураган несчастья рокового,
Мы ропщем, мы скорбим, но нет стиха живого,
Чтоб выразить всю страсть печали и стыда.

‹1892› 

Обманули меня соловьи,
Обманули румяные зори.
Обманули улыбки твои,
Промелькнувшие в ласковом взоре.

Но счастливым поют соловьи,
И весна расцветает прекрасно,
И заря, улыбается ясно -
На печальные думы мои…

Кто жe пламень в природе задул,
Кто окутал все грустью, как флером?
И звучит мое сердце укором:
Не себя ли ты сам обманул?…

‹1892› 

Я сердце свое захотел обмануть!
Довольно, сказал я, печалиться в мире:
Прекрасен и светел наш жизненный путь.
Цветы на полянах, и струны на лире,
И волны на море, и звезды в эфире -
Все дышит, чтоб слаще нам было вздохнуть.

Я сердце свое захотел обмануть!
Довольно, сказал я, томиться печалью:
Смотри, как все ясно за чистою далью,-
Мир счастьем, теплом и весною богат.
Где слышало ты, что друзья – лицемерны?
Любовь озаряет и роскошь палат,
И душные стены веселой таверны…

Довольно ты крепом венчало певца,
Люби и ликуй, как другие сердца!
В недужном бессильи не мудрствуй лукаво,
Цветами алтарь вдохновенья венчай…
Нам жизнью дается великое право
Любить и прощать! И люби, и прощай!
И ясной зарей улыбнется нам слава,
И розы усыплют торжественный путь…

Я сердце свое захотел обмануть!
И сердце забилось тревогою знойной,
Исполнилось силы, зажглося огнем,
И вывело снова на путь беспокойный,
Где друг перед другом, боец пред бойцом
Сходились с открытым и дерзким лицом,
И кровь проливали, и мерили силы…

С небратской отвагой разили мечом,
И с братской тоскою копали могилы…
Любимые очи мне лгали опять.
Венок мой душистый был бурей развеян.
Недолго любил я, чтоб долго страдать,
Немного простил я и – много осмеян!

Цветы отравляли дыханием грудь,
И думы темнило смятенье разгула…
Я сердце свое захотел обмануть,
А сердце – меня обмануло!..

17 февраля 1892 

Недаром вопли клеветы
В своем бездушном приговоре
Растут в безумие мечты,
Растут в чудовищное горе.

Всё лгало, всё – твои слова,
Твоя улыбка с дерзким взором;
Но не лгала людей молва,
Твоим играючи позором.

Какая страшная судьба,
Какие гневные томленья!
Ужели ты – страстей раба,
Ужель ты жертва преступленья?

Уйдешь, неловко хмуря бровь,
Иль взор потупишь молчаливо…
Придешь – и чуждую любовь
Спешу угадывать пытливо.

Вокруг тебя позор и мгла,
Ты улыбнешься – мне терзанье.
У просветленного чела
Ловлю я чуждое дыханье.

Учусь угадывать в чертах
Томленье страсти непокорной -
Чужого счастья стыд и страх -
И жду, все жду разлуки черной.

Когда же ласками опять
Даришь ты нежно и пугливо,
Я не умею не прощать,
А после сетую ревниво.

Признаний требую твоих,
Жестокой истины признаний,
Как будто больше счастья в них,
Чем в скрытом бешенстве терзаний!..

Март 1892 

Сегодня тридцать лет минуло мне… О, муза!
Приди и оживи ночную тишину!
Во имя светлых дум и долгого союза
Мы нежно станем петь тридцатую весну.

Ты не изменишь мне; тебе не изменила
Ни гневная судьба, ни дерзкая вражда.
Как часто я роптал, что ранняя могила
Не скрыла темный прах от горя и стыда!

Как часто я скорбел, волнуемый утратой!
Но приходила ты, свевала ночь с чела,
Я снова оживал, восторгами объятый,
Когда ты скорбь мою к созвучиям влекла.

И ныне праздник твой, и гимном покаянным,
Как блудный сын, тебя приветствую теперь.
Я слышу, ты идешь в венке благоуханном
И в сердце мне стучишь, как в запертую дверь.

Приди и сядь ко мне, сопутница родная,
Как няня старая мне сказки говори,
А я у ног твоих забудуся, срывая
С одежды облачной цветы и янтари…

18 мая 1892 

Как скромен ты, питомец мая!
Не налюбуюся тобой,
Когда ты весь, благоухая,
Сверкаешь утренней росой.

Склоняя чепчик свой измятый
Не от грозы – от нег ночей,
Ты дремлешь, грезами объятый,
Встречая ранний свет лучей.

Когда твой вздох зарей румяной
В лесу сосновом слышу я,
Душа темнится грустью странной
Для грешных вздохов бытия.

И у тебя была сильфида-
Нас обманувшая весна,-
Но как светла твоя обида!
И как печаль моя темна!

Май 1892 

Всё хорошо на свете, милый друг,-
Все хорошо, пленительно и ясно.
Борьба страстей, пороки и недуг
Промчатся сном, волнующимся страстно.

Но светлый мир прекраснее борьбы,
И жизнь сильней порока и печали.
Недаром же на ранние гробы
И грешники слезу свою роняли.

Недаром же раскаянья томят,
И мучают нас совести укоры,
И памяти безжизненные взоры
На прошлое так жизненно глядят.

30 августа 1892 

Усталый и бледный, сияющим днем
Шарманщик играет у наc под окном.

Сбегаются дети послушать игру,
Пришлася шарманка его ко двору.

Он вертит шарманку, на окна глядит,
Шарманка тоскует, шарманка визжит.

Унылые звуки, несвязные сны!
Зачем вы звучите кошмаром весны;

Зачем отголоском счастливых людей
Вы плачете, звуки, в печали своей?

Вам дети внимают наивной душой,
Да камень холодный, поросший травой,

Да сердце, печальное сердце одно,
Где звякнуло, тихо раскрывшись, окно,

И тонкие пальцы дрожащей руки,
Под робкие звуки певучей тоски,

Роняют, как слезы, монеты, затем,
Чтоб двор оставался по-прежнему нем,

Чтоб дряхлые звуки шарманки твоей
Не вызвали б слезы из тусклых очей,

Чтоб слаще дремали в беззвучной тиши
Разбитые струны разбитой души!..

1 сентября 1892 

Тихо в роще – жар несносен;
Неподвижен длинный ряд
Желтостволых колоннад -
Опаленных зноем сосен.

Обессиленная мгла
Влаги ждет и небу внемлет;
Туча сумраком легла,
Туча холодом объемлет.

Ветер рощу колыхнул,
Ветки сдвинул, распахнул
И в вершинах их косматых,
Трепетанием объятых,

Белым сумраком зевнул.
Все темнее… все печальней
Уплывает высью дальней,
Перешептываясь, гул…

И сквозь хвои тощих игол,
Орошая бледный мох,
Град запрядал и запрыгал,
Как серебряный горох.

Сентябрь 1892 

Дай оглянусь назад! Жизнь прожита почти.
Что сделал? Что свершил? Стою на полпути,

И сердцу боязно, и тяжело рассудку
За то, что жизнь свою, как ветреную шутку,

Я презирал и жил без пользы, без труда!
Где грезы светлые, где нежные года?

Они погребены под пеплом покаянья,
Угаснувших страстей и позднего страданья.

И где младенчество? Где робкий взор и ум,
Молящийся любви и свету райских дум?

Умчалися… Ушли неясные волненья!
Мои наивные, но чистые стремленья,

Мои прекрасные, но детские мечты
Осыпались давно, как пышные цветы

В дни ранней осени… Но, шумные, как волны,
Они не улеглись; иною страстью полны,

Кипят, мятежные. Их блеск – не из огня,
Их накипь без тепла, их в сердце у меня

Не зори майские, а бури нашумели!..
И где ты, ангел мой, хранитель колыбели,

Молитвы мирные шептавший в тишине,
С приветливым челом склонявшийся ко мне

В дни веры искренней, в дни детства и отрады?
Ты позабыл зажечь огни моей лампады!

Со мною странствуя, как изменился ты!

Где миртовая ветвь – эмблема всепрощенья?
Чело твое темно, в очах твоих – сомненье…

Над ложем сумрачным склоняяся порой,
Ты плачешь… ты грустишь не райскою тоской!..

2 ноября 1892

Остывает запад розовый,
Ночь увлажнена дождем.
Пахнет почкою березовой,
Мокрым щебнем и песком.

Пронеслась гроза над рощею,
Поднялся туман с равнин.
И дрожит листвою тощею
Мрак испуганных вершин.

Спит и бредит полночь вешняя,
Робким холодом дыша.
После бурь весна безгрешнее,
Как влюбленная душа.

Вспышкой жизнь ее сказалася,
Ей любить пришла пора.
Засмеялась, разрыдалася
И умолкла до утра!..

1892 

Иду я… Путь заглохший тесен.
Зеленый мрак вокруг меня.
И темь, и лес! Душа без песен,
И ночь без позднего огня!

И тяжко дышащим навесом
Сплелися ветки надо мной,
И новый лес встает за лесом,
Смущая очи темнотой.

Ах, если 6 там, сквозь хвои сосен,
Мелькнул веселый огонек,
Как луч надежды – жизненосен
И как мечтанье – одинок!..

1892 

Пыль улеглась, прибитая дождем…
Горит заря болезненным лучом,
Сквозь облака кудрявые алея…
И, медленно вершины шевеля,
Дрожит зефир… И спят поля,
И спит пустынная аллея…

Вхожу в нее… Со всех сторон
Кивает мрак неясной дымкой;
И мнится, кто-то невидимкой
Идет, таинственный, как сон…

И кто-то дышит пегой сладкой
В лицо горячее украдкой;
И мнится, с запахом кустов,
С остывшей мглой зари багровой -
Переживу я мрак суровый
Давно утраченных годов.

1892 

Не обольстительные краски,
Но твой причудливый узор
Невольно привлекает взор:
Не мудрецы ль арабской сказки
Тебя соткали в свой шатер?
Твоих воздушных очертаний
Неуловимая краса
Полна таинственных сказаний,
Как золотые небеса.
Кто посвятил мечты отчизне,
Кто цвета ждал и не расцвел,
Кто был обманут в бледной жизни -
В тебе сочувствие нашел!..

1892 

Когда в лесу глухом валежник
Поутру иней серебрил,
На солнце выглянул подснежник
И день весны предвозвестил.

Недолго цвел он, жизнью светел,
Вверяясь счастью своему,
И умер только потому,
Что слишком рано солнце встретил!

1892 

Цветок-плебей, обильный жизнью зерен,
Он задремал, судьбе своей покорен,
Склоняяся к убогому плетню.
Как день огнист, он улыбнулся дню.
И, радуясь за свой расцвет махровый,
Упругий лист и сочный стебель свой
Он устремил к лазури золотой,
Цветок-плебей, цветок земли суровой!
Его судьба унылая тиха,
Он праздный взор мечтателя не тронет,
Свою любовь, как счастье, он хоронит
И нежности стыдится, как греха.

1892 

Опасность близится – о, помогите мне!
И листья робкие трепещут у осины…
Вокруг безветрие, и дремлют в тишине
Усталые стада на зелени долины.
Но вот рокочет гром в стемневшей вышине,
Шатает ураган деревья-исполины…
А листья робкие застенчивой осины
Все так же трепетно лепечут в полусне:
"Опасность близится – о, помогите мне!”

1892 

Все грустно, все! Наш тихий разговор
И сумерки, и лампы одинокой
Унылый свет… И твой прекрасный взор,
Моя любовь, мой ангел темноокий.

Смотри – и там, за сумрачным окном,
Заглохший сад, желтея, умирает.
И он, как мы, скучает о былом,
И он, как мы, весну воспоминает.

Все грустно, все! Ночных теней приход
И робкая звезда на небосводе -
Все тихие мечтания зовет
К забытым снам, к потерянной свободе.

Но вечностью земного торжества
Не усладишь небесное мгновенье,
И нашу грусть не выразят слова:
Она души бессмертное стремленье!..

1892 

На волне колокольного звона
К нам плывет голубая весна
И на землю из божьего лона
Сыплет щедрой рукой семена.

Проходя по долине, по роще,
Ясным солнцем роняет свой взор
И лучом отогретые мощи
Одевает в зеленый убор.

Точно после болезни тяжелой,
Воскресает природа от сна,
И дарит всех улыбкой веселой
Золотая, как утро, весна.

Ах, когда б до небесного лона
Мог найти очарованный путь, -
На волне колокольного звона
В голубых небесах потонуть!..

1892