Глеб Горбовский

 

   Стихи 2005 - 2006

2005г

НОЧЬ

Ни зги не видно. Ночь осенняя
над миром виснет, аки смерть…
Все тайны, вздохи, сотрясения
ее опутывает сеть.

Все наши смыслы и понятия,
надежды, веры, вся любовь -
погружены в ее объятия
своею черточкой любой.

Мне было страшно от безмолвия,
от распростертой тяжкой тьмы,
и вдруг пришла догадка-молния:
как беззащитны все же мы!

Не ночью, нет… А здесь, на крошечной
земле-вертушке - вообще.
…Лети, лети, моя хорошая,
послушна Божеской праще!


* * *

Я купил на вокзале билет,
уместились в котомке манатки,
и туда, где меня еще нет,
от жены заспешил без оглядки.

Хорошо, что страна велика, -
есть куда колобку закатиться…
Постепенно отлипла тоска
и на юг улетела, как птица.

За вагонным окном - лепота,
золотая нахлынула осень…
Пусть жена хороша, да - не та,
я ее позабыл-позабросил.

Я отныне шатун, гастролер,
хохотун - на голодный желудок!
…На меня посмотрел контролер,
но билет не спросил… почему-то.


ОГОНЬКИ

Был темен путь ночной порою -
ни звезд на небе, ни луны…
И ночь казалась мне дырою,
откуда можно черпать сны.

Нет, шел я не к "заветной цели"
во мраке, как по дну реки,
когда, незримые доселе,
проникли в душу огоньки!

Нет, нет - не те, не избяные,
не те, которые от фар,
а… призрачные, нутряные, -
поток сознанья - их футляр.

Они мерцают в том потоке…
Но даже их - неутомим -
изничтожает мир жестокий,
гася дыханием своим.


* * *

Без роду-племени и звания
на древе жизни мы - листва…
Синички начали позванивать,
и в паутине - голова.

Грибы шальные, предосенние
на волю прут из-подо мха.
Душа, устав от невезения,
как песня спетая - тиха…

День погромыхивает битвою,
уже исчерпанной, незлой.
И воздух светлою молитвою
разлит над грешною землей…


* * *

Я сижу несуетливо
на остатках бытия
в окружении крапивы
и колючего репья.

Подо мной молчит бревешко,
все заросшее травой…
На шоссе - все та же спешка,
синева - над головой.

Разбирает по дощечке
дед-сосед свою избу.
Он с ума сошел на печке,
разозлился на судьбу.

Ну, а я в траве высокой,
как заросший бугорок,
схоронил себя до срока
на скрещении дорог.


КОЛЕЧКО

Пощелкивая челюстью о челюсть,
стоял он на заснеженном ветру,
ни в сладкое, ни в горькое не целясь,
до срока доиграв свою игру.

Пальто на нем из штопаного драпа,
под треухом - дубленое лицо…
Он был похож на псковского арапа,
однако на руке имел кольцо.

Не золотое, но и не простое.
Достаточно колечко крутануть,
и, ежели в кармане - дно пустое,
там появлялась жизненная суть.

Бутылка водки, скромная закуска…
Колечко крутанул, и - отлегло!
Ну почему, скажите, в жизни тусклой
ему тогда действительно везло?

Он был вдовцом. Не соблазняясь новью,
он жил в минувшем призрачном тепле.
…Колечко было связано с любовью,
а от любви - все блага на земле.


ДНИ

Пишу стихи тяжеловесные,
их неуклюжесть мне - мила.
…Прощайте, скалы дней отвесные,
я думал, что вам нет числа.

Я мыслил: вы, как звезды нa небе,
неистощимы - вдалеке…
А вы - как денежка обманная -
была и нету в кошельке.

Ах, эти дни - важнее важного! -
не все равны как на подбор.
Они свои - у всех и каждого,
как снятый с пальчиков узор.

Дни нашей жизни над пучиною, -
кто знает: сколько их всего?
…Но где-то там они подсчитаны
дотошно - все до одного!


* * *

От зноя плавились мозги,
сейчас бы - в подпол, в холодильник.
Но прозвенел в штанах мобильник,
и сжало холодом виски!

А позвонил - ни враг, ни друг,
но как бы все оттенки в сумме:
"Ваш друг сегодня ночью умер", -
и трубка выпала из рук…

И - что? Ошеломила весть?
Мороз по коже? Все насмарку?
О, нет! Все так же было жарко…
Хотелось пить. И даже - есть.


* * *

Я женский пол любил, однако,
хотя и был - не из повес.
Ходил и я на них в атаку
с букетом роз - наперевес!

Теперь я сделался скромнее -
древнее - и не всех люблю…
Но женщине, не цепенея,
в трамвае место уступлю.

Но иногда, отведав фальши,
а не струи "мадам Клико",
я посылаю их… подальше,
но и - не слишком далеко.


* * *

В богаделенке над мискою
он пытался хлеб крошить…
Все его родные-близкие
приказали долго жить…

Был он в эру мезозойскую
славным воином - Спартак!
А на днях звезду Геройскую
сбыл на рынке… за пятак.

То есть - даром: за съедобное
да за пару "пузырьков".
Без звезды ему - удобнее,
все равно что - без оков.

И сидит он, сиротинушка,
над остывшей миской щец…
А на сердце - не кручинушка -
кровоточит шрам-рубец.


БЕЗ ОЧЕРЕДИ

У похмельного киоска,
где народ чинил мозги,
тормознула труповозка, -
присмирели мужики.

Санитар в халате ржавом
сунул денежку в окно.
И пивко - с лицом державным -
влил в утробу… Не одно.

Почему-то все молчали.
Уступили… Где же зло?
А когда фургон отчалил, -
все вздохнули… Пронесло!


* * *

То лошадка - и-го-го,
то пичужка свистнет!
Я не знаю ничего
интересней жизни.

Что там после или до
Божьего подарка, -
не расскажет нам про то
вещая болгарка.

То, что Библия сулит
ад и кущи рая, -
не гнетет, не веселит,
но очки - втирает.

Ночью встань и оглянись,
на ветру стеная,
и пойми, что наша жизнь -
тьма непробивная!


ПОЗДНИЕ ПЕЙЗАЖИ

1.

Развалины школы. Не зaмка.
И звезды от пуль - на стене.
Воронка, а в сущности, ямка,
кровавая тряпка на дне…
А век Двадцать первый - восходит!
Но… солнце уходит за край.
И ненависть бродит в народе,
при жизни обретшего… рай.

2.

Заводская труба не дымит, а в цехах
разбирают подонки станки впопыхах.
На дворе, слава богу, царит не война,
а зловещая, хуже войны - тишина.

Над заводом слезится октябрьский дождь.
Притаился на клумбе - с протянутой - вождь.
В закутке проходной - два смиренных бомжа
разливают по чаркам "навар" - не спеша.

3.

Деревня, уцелевшая в войну,
кряхтя, но пережившая все "измы",
последние заколотила избы
и в мертвую огрузла тишину…

Никто не ждал, не поощрял беды,
густела тень от лип широкоплечих,
шуршала мышь, и яблони беспечно
несли на ветках тяжкие плоды…

4.

Была дорога, но травою заросла,
петлял ручей, но высох, испарился…
Остался мост - подобие крыла
от самолета, что в боях накрылся.

Я постоял на символическом мосту,
потом повлек свое медлительное тело,
и с этой, трезвой, стороны - на ту
переместился - в грешные пределы!

5.

На востоке синие просветы
в тучах, опроставшихся над нами…
На конце душистой сигареты
съежилось опепленное пламя.
Почтальон крадется вдоль забора,
падает письмо в почтовый ящик…
На крыльце - обрывки разговора
прошлого… с нетрезвым настоящим.
6.Земли зазеленело тело,
лес отрясается от спячки.
За лесом - город оголтелый
зудит на теле, как болячка.
Столбы над ближнею дорогой,
на проводах - касатки-птицы…
И тянет сладко, как тревогой,
дымком афганским… от границы.


* * *

Пока свободою горим…
                 А. С. Пушкин

На наших спинах высох пот,
мы постарели…
Мы от желания свобод
не раз горели.

Крушили судьбы богачей
и жгли усадьбы!
Под треск кровавых кумачей
справляли свадьбы.

Свобода соблазняла Рим,
Париж терзала…
Мой друг, свободою горим!
Ее нам - мало.

Я на костер ее взойду:
сгорел - зачтется.
…Жаль, за нее гореть в аду
еще придется.


НЕ ВЫШЛО

Как бы ты ни мыслил осторожно,
сердцем в неизвестное влеком, -
притвориться умным невозможно,
притвориться проще - дураком.

…Я соседку удивил сегодня:
в голом виде перед ней возник!
А затем, достигнув подворотни,
показал прохожему язык.

Кое-где я перебил посуду,
продырявил у детей мячи.
Продавцу в ларьке сказал: "Иуда,
нацеди литровочку мочи!"

Я не за свое, конечно, взялся, -
просто извела печаль-тоска…
Но никто меня, как ни старался,
все равно - не счел за дурака.

Словно после третьего стакана
я шумел! В итоге - барыши:
старика сочли за хулигана
и - накостыляли от души!


ИМПРОВИЗАТОР

Импровизирую! Не только на бумаге,
но и в быту… Не зная глубины,
в пучину ринуться - хватает мне отваги,
идя по ягоды - объесться белены.

Зайти без приглашения к начальству,
влепить красотке встречной - поцелуй.
К бомжу-бродяге проявить участье
и в храм войти под залпы аллилуй!

Но это всё досужьи разговоры,
а главное - отмечено, что я
импровизирую, когда залью за ворот,
и нет тогда потешней воробья!


ОКТЯБРЕНОК

Шуршание казенного белья
и запахи больничного настоя…
В ста метрах от Невы родился я
и, видит Бог, растаю над Невою.

Теперь, когда с головкой у меня
не все в порядке - иногда я вижу
рассвет того октябрьского дня,
когда я из ворот больничных вышел.

Не на руках отца, а сам - пешком,
походкой Чарли Чаплина, артиста.
И тут меня обдало ветерком,
овеяло дыханием балтийским…

Я жизнь прожил недаром и не зря,
но если спросят: что всего дороже?
…Дождливое дыханье октября,
Тобою мне дарованное, Боже!


НАБЛЮДАТЕЛЬНАЯ ВЫШКА

Сникли прежние делишки,
в жилах - новая струя!
В наблюдательную вышку
превратилась жизнь моя.

На Камчатку не летаю,
не хожу пешком в тайгу,
а сижу и наблюдаю
и нервишки берегу.

Происходят катаклизмы,
дьявол пашет. Бог устал.
Исчезают коммунизмы,
миром правит капитал.

Под напором впечатлений
вышка гнется и скрипит.
...Ласка жизни - всё нелепей,
всё прожорливее быт!


* * *

Даровитыми - бездарные
станут, взвесив жизни труд.
Молодые станут старыми
и чего-нибудь поймут.

Жизнь - стремительнее времени,
как зажженная свеча,
в непроглядной тает темени
до последнего луча.

Жизнь - всегда самоубийственна,
несравнимая ни с чем,
вдохновенна и таинственна,
нам ниспослана - зачем?


ПРИДЯ В СЕБЯ

Однажды я пришел в себя,
а был в существенной отлучке,
и огляделся, теребя
внутри себя - все эти штучки:
все эти мысельки о том,
что помирать - не эстетично,
что Бог не обошел мой дом
да и меня, пожалуй, лично...
Придя в себя, как в старый парк,
где на деревьях нету листьев
и птиц не слышно, - разве "кар-р!" -
я разозлился: "Ах ты, мистик!
Пришел - разуйся и твори,
и думай только о насущном.
И Господа благодари
за то, что жить тебе - не скучно!"


* * *

"Держись за воздух!" - дали мне совет,
когда трясло от всевозможных бед.
Мол, все равно - опоры не найдешь,
когда руководит тобою... ложь.
Когда обходишь Правду стороной.
Не ходишь в церковь... Кто тому виной?
В твоем углу лампада не горит.
Лишь телевизор испускает газ иприт.
"Держись за воздух!" - сам себя прошу,
Поскольку этим воздухом - дышу!


* * *

"Не всё потеряно!" -
сказал он, распрямляясь,
найдя на дне пальто
комок рублей.
И потащился, торбочкой виляя,
туда, где надышали, где теплей.
Он сделал стойку у буфетной стойки,
достал клубок рублей со дна пальто
и выпил можжевеловой настойки,
как выяснилось позже - "три по сто".
Потом, усевшись на бульварную скамейку,
он вспоминал обрывки бытия
и ту, его отвергшую семейку,
отбывшую в заморские края.
Потом он спал. По ходу - улыбнулся.
Потом его будили: дворник, мент.
Но человечек так и не проснулся, -
не подобрали нужный инструмент.


* * *

У изголовья - табурет,
на нем - стакан воды.
А человека... уже нет.
Но есть - его следы.

Блокнот распахнут на полу,
а в нем - одна строка:
"Добро - мираж. Подвержен злу".
Не дрогнула рука.

На изголовье - пистолет,
повсюду - кровь, кошмар...
А человека уже нет.
Но есть - его футляр.


ПО НУЖДЕ

По нужде выхожу на шоссе,
поднимаю уставшую руку...
Золотые, родные, вы где?
Разделите со мной мою муку.

У меня тут торчит бутылёк,
он уже изнемог, перегрелся...
Я от жизни не только далек, -
я, по совести, ею объелся.

По нужде выхожу, по нужде
за порог отчужденья - на волю!
На какой-то по счету версте -
выхожу из печали и боли.

Если вся эта радость - вранье,
если вся эта жизнь - щечкой впалой,
я, кряхтя, выхожу из нее
по нужде... По великой и малой.


ПЕШКА

Николаю Шалаеву

Я - пешка, если разобраться,
подвержен гневу и тоске,
я продолжаю продвигаться
вперед - по шахматной доске.

Конечно, я не без поддержки
мозгов и родственных фигур
свершаю по полю пробежки,
точней - подвижки, ликом хмур.

Мой путь подвохами усеян,
кровав и в умственной грязи.
И можно срам принять со всеми,
а можно - выбиться в ферзи!


2006г

НАД СОБОЙ

Подняться в космос черно-голубой,
на Эверест, на дерева макушку…
Трудней всего подняться над собой
и там свои мозги развесить на просушку.

Подняться — над собой — не значит — все забыть:
измену, водку, ноль на табурете…
Подняться над собой — не значит бросить пить,
скорее — полюбить все сущее на свете.

Подняться над собой? Но крылышки не те.
И путы, что с собой связуют, неразрывны!
Да и светло ли там, на высоте?
И так ли звезды — сердцу не противны?


БРАТ

Мрачноват, рыхловат, ну и пусть, —
выйду из дому, кану в толпу…
Поднатужусь и вдруг улыбнусь —
этажами морщины на лбу.

А толпа разнолика весьма:
вот улыбка, но чаще — серьез;
вот возникла в толпе кутерьма:
затесался блуждающий пес.

Мрачноват, подзапущен и все ж —
здравствуй, брат! Приустал? Ну и пусть.
Как же стал на тебя я похож!
Ну, пошли… Кое-чем поделюсь.


ЦЕЛЬ

Нервишки смотаны в клубок,
обрыдла колготня…
"Очнись!” — толкнуло сердце в бок
дремавшего меня.

Со скрипом веко приподняв,
лениво глянул, в щель
и где-то там, средь буйных трав —
увидел жизни цель!

И то, что цель сия проста:
жить не в мечтах, а тут, —
все — от букашки до Христа —
приемлют! И… живут.


ОПОЗНАВАТЕЛЬНЫЕ ЗНАКИ

Я в пришельцы податься решил,
приземлился на лысой поляне
и, в пришельцах живя, не тужил,
но меня опознали… земляне.

Я приклеил бородку себе,
незаметно возник на вокзале.
Я хотел раствориться в толпе,
но меня… алкаши опознали.

И тогда я нырнул в океан —
просто так, наугад, без причины,
возвестив, что я рыба сазан,
но меня опознали дельфины.

…Не лиловая мета-печать, —
ей присуще молчать на бумаге,
чтобы нас от других отдирать,
нам ниспосланы Божии знаки!


НИКОГДА НЕ ПОЗДНО

Здоровый дух в здоровом теле, —
все так, друзья, но и… распад:
в дороге, за столом, в постели —
разруха с головы до пят!

Душе предписаны мытарства,
самосожжения восторг!
Что ж… Распадались государства,
"бессмертных” — доставляли в морг.

На небе распадались звезды
и ядра в атомных клещах…
Но вспыхнуть никогда не поздно,
приняв с устатку — натощак.


ПОДЗАБОРНЫЕ МЫСЛИ

Нет создания капризней
человека — в этой жизни…
Иногда, повитый тьмой,
отвратительные мысли
исторгает разум мой.

Помутнев, сойду на ропот:
"Человек — всего лишь робот,
а точней — всего лишь раб.
Задирать способен хобот,
а по сути — слеп и слаб”.

Обнаглев, в сетях порока,
усомнюсь в деяньях Бога:
"Сын Его — убит, распят;
обошлись с Христом жестоко,
потому что Боги спят?”

Стихоплет, не поп, не пахарь,
знаю: разум мой — не сахар…
Иногда, во тьме земной,
мои мысли… ямой пахнут,
подзаборной — выгребной.


* * *

Пахнет время ересью,
множится печаль…
Кучевые с перистыми
уплывают вдаль.

Плачет птичка божия,
множится тоска…
Жизнь моя ничтожная,
мутная река.

Глохнут нивы-пажити,
городок иссяк…
Люди, не подскажете,
как пройти в кабак?


ПОДАРОК

Человеку отпущен восход и закат,
пусть не солнечный он повторяет маршрут.
Жизнь ему вручена — на короткий прокат.
Жизнь пройдет. И у солнца ее отберут.

"Ах, какое мне дело до звездных проблем?” —
я спросил у себя, выходя из пивной…
Я — у жизни в плену. Мне угоден тот плен.
Ну, а звездный мираж где-то там, надо мной.

Ах, зачем это я, для чего это я
размышляю? Не лучше ли в заумь побег?
Человеку дан разум, помимо житья,
и страшнее подарка — не знал человек!


* * *

Что ты плавишь свои очи
жаром вспыхнувшей обиды?
Заверни слезу в платочек,
окуни печаль в напиток!

Отдышалась? Ну и ладно,
отпустила лихоманка…
На щеках размылись пятна,
на руках — играй, тальянка!

Вот ведь дело-то какое:
здравствуй, женщина, и… с Богом.
Мое дело: успокоить
и растаять… за порогом.


ТАНЦУЮТ ВСЕ

Сосед по жизни или иностранец, —
мы отроду — шагаем по земле…
Что есть походка? Несомненно — танец,
исполненный в единственном числе.

Мы топаем по тропам и асфальтам,
по грязи и по крашеным полам.
Кто твистом продвигается, кто вальсом,
кто полечкой — с кряхтеньем пополам.

Танцуют все… свой танец или пляску,
или — свое "последнее тангу…”
Да и Земля, что нам дарила сказку,
еще танцует! Только и всего…


ЗАПОЗДАЛЫЕ МЫСЛИ

Поспешая к троллейбусу, я опоздал,
с громыханьем захлопнулись злобные двери.
От досады — окурок ногою поддал,
предвкушая в грядущем иные потери.

Опоздал на работу, где банк сторожил,
а затем опоздал к разъяренному заму.
На поминки поэта, с которым дружил,
опоздал, провалившись в помойную яму.

Пребывая в той яме, пытаюсь найти
утешение мыслям… А вдруг — обнаружу?
…Опоздать бы в итоге земного пути
на последний троллейбус, идущий наружу!


БЕРЕГ

Нервная бровь, а под платьем — ленца,
взгляд откровенно обманный…
Весь этот хмель я испил до конца
в жизни своей окаянной.

Ласка с оглядкой на зеркала,
руки в изломе истерик!
Вот и сгореть бы в той сказке дотла…
Но… померещился — берег.

Берег реки на другой стороне —
тот, что приветней и круче.
Переплыву на осклизлом бревне —
гневный поток и певучий.

Там, на камнях, я — от ветки сучок —
буду лежать, отдыхая…
Утром разбудит меня старичок —
рядом костер полыхает.

Был сыроват я для камелька.
А старичок улыбался:
— Вот и подкинем тебя для дымка,
чтобы, комарик унялся!..


ТРЕТИЙ ПУТЬ

Без веры жить — кромешный ад,
а с верою — надежный рай…
Неразорвавшийся снаряд, —
живу с девизом: "Выбирай!”

Без веры — черви во гробу,
а с верой — надмогильный крест
и червь сомнений за судьбу,
который веру точит, ест…

Но есть и третий путь, кажись,
не за чертой, а — наяву:
Чистилище — вот наша жизнь!
Почистился…
И вновь живу.


ПАНАЦЕЯ

Как приунять в себе нытье?
А взять его за подбородок
и что-нибудь сказать уроду,
к примеру: "Пасть закрой, дубье!”

Нытье-унынье — злейший враг.
Как превратить его в веселье?
Здесь не помогут банька, зелье,
ни шляпа с перышком, ни фрак.

Выныривая из хандры,
стремись не золотые рыбки
ловить… Но — отпускать улыбки
в благое небо, как шары!


* * *
                  Соседке Анне Михайловне

У меня за стеной человек шебаршит,
человеку в субботу — сто лет;
полирует тряпицею комнатный быт,
исповедует каждый предмет.

По ночам она бродит, стенают полы,
посещает чулан, туалет,
досконально исследует стены, углы, —
человеку в субботу сто лет.

Что с того, что глухая — на тёплом лице
не тускнеет улыбки цветок…
Что с того, что она не в начале — в конце,
не тоску излучает — восторг!


* * *

Не хватает здоровьишка, веры, деньжат,
убегает земля из-под ног…
Ночью строгие звезды твой сон сторожат.
Утром солнце хлопочет! И все-таки ты одинок.

Одиночество — чувство по силе подобно любви, —
будоражит и душу, и мозг,
И, когда от тебя улетает, назад ты его не зови:
пусть сгорает в пространствах и плавит тревогу,
                                                         как воск.

Одинока Земля, и Луна, и любая из наших голов.
Одинока земная и даже Небесная власть…
Не хватает не юмора — мужества, истинных слов,
чтоб воспеть одиночества страсть!


БЛАГО

Потеплело поздно,
неба лик — свинцов.
Птицы строят гнезда
для яиц-птенцов.

В электричках дачных
тесно… И места
в основном — в стоячку.
Тают города.

На исходе месяц —
тающий апрель.
Птичка в темном лесе
испускает трель.

А мое сердечко
хочет одного:
постоять над речкой,
вспомнить кой-кого…


НИШКНИ

Качаюсь на волнах в рассохшемся челне.
Мутна вода в реке… Не видно, что на дне:
песок или трава, из камешков постель?
А мутная вода находит в лодке… щель!

Качаюсь на волнах, посматриваю вспять.
В домах на берегу жильцы ложатся спать.
Там где-то и моя средь окон конура, —
остались в ней мои — восторги и хандра.

Качаюсь на волнах… Вода в щели буль-буль.
"Смотри на небеса и звезды карауль,
Теперь они — твои манящие огни”, —
так я шептал в кулак. Потом сказал: "Нишкни!”


* * *
                            Я тоскую по родине…
                                       Из романса

Любить ли Родину? — вопрос
для большинства звучит нескладно.
В любовь к Отчизне каждый врос,
как ствол корнями — безоглядно.

То — большинство… А меньшинство?
Потупив глазки, точат зубки:
куснуть бы Русь за естество!
Но — на поверку — зубки хрупки…

Затем, измаявшись, бегут
прочь — за прозрачные границы.
Потом — себе и небу лгут,
переставая веселиться…

А там, глядишь, ногой под зад
себя пинают — от постельки
и… возвращаются назад,
чтоб отдохнуть в родной земельке.


* * *

Задождило… Выхожу на двор
постоять под перестуком капель,
потому что мне, с недавних пор,
отключили телефонный кабель.

Я любил послушать говорок,
что стекал ко мне по телефону.
Отключили… Вышел за порог,
чтобы дождь послушать монотонный.

Для такого деда я надел
на головку — старенькую шляпу,
чтобы дождь, как колокол, гудел,
барабанил! А не просто… капал.


С НУЛЯ

Нос уткнул в газету,
маскировки для,
и куда-то еду
начинать с нуля.

Все, что было раньше:
труд, почет, семья, —
все послал подальше,
встречный мир пия!

Где-то за Байкалом,
с поезда сойдя,
пригляделся к скалам,
щелочку найдя.

В каменной пещере
я развел костер…
Жить по новой вере
буду с этих пор!


СЛУЧАЙНЫЕ ЛЮДИ

Случайных людей по одежке встречают,
потом — по улыбке, потом — по уму.
Случайные люди порой выручают,
порой — обещают спровадить в тюрьму.

А этот возник в переулке кромешном,
где нет ни прохожих, ни в окнах огней.
Стоял, подбоченясь, пугая усмешкой.
А ночь становилась темней и длинней.

Он выхватил что-то из мрачной подмышки,
направил в меня! Колпачок откусил
от ручки чернильной… И выпятил книжку!
…Короче — автограф с меня испросил.


* * *

Как это просто — жить напропалую,
в любую вламываться дверь,
петь асмодею аллилуйю
и скалить зубы, аки зверь!

А ты попробуй продвигаться тихо
по жизни — добромыслием шурша,
в себе смиряя всяческое лихо,
но чтоб… не зачервивела душа!

Открыть бутылку проще, чем улыбку
извлечь из помрачневших глаз,
или,0 поймавши золотую рыбку,
ее на волю отпустить… тотчас!


ГАСТРОЛИ

С чего начнем гастроли?
С подсказок мудреца?
С перелицовки роли?
Нет! Мы начнём с конца.

Когда захлопнем очи,
когда нас отпоют,
когда в пространствах ночи
душа найдет приют.

В нездешних измереньях,
в немыслимых мирах
без слуха, нюха, зренья,
земной отринув прах, —

без страха и без боли,
без выплаты за труд —
загробные гастроли
продлят земной маршрут!


СЕРДЕЧНИК

Энергии излишки
рассудочной — на ветер!..
Побереги мыслишки,
сгодятся — на том свете.

Там тоже непременно
порой смекать придется
и выглядеть отменно, —
иначе — не зачтется.

Вот что, к примеру, скажешь
в ответ словам с Престола:
"Ты — кто?” — "Я — тварь. И даже —
ничто… Без валидола”.


СЮРПРИЗ

Просачивается — синева сквозь тучи,
и на заплеванной душе
становится светлее, лучше,
чем здесь — в подвальном этаже.

Просматривается — смутный лик надежды
в зарешеченное окно,
а также — отблеск жизни прежней,
сгоревшей в нас давным-давно…

Прощупываются — тела швы и шрамы,
и слышится шуршанье крыс…
И если старость — жизни драма,
то Жизнь — Божественный сюрприз!


* * *

Получил от шефа выволочку,
в свой забрался кабинет
и призвал коньяк на выручку…
И считай — служаки нет.

Словно пулю раскаленную,
в рот горячего плеснул.
И сердечко утомленное,
будто бритвой полоснул!